Злодеи поневоле
Шрифт:
— Я знаю, сэр. Простите меня, сэр, — проржал Робин, униженно прижимая уши. — Я… я просто увлекся, вот и все…
— Ну, ну, понимаю: юношеский пыл и все такое… — весело отозвался Фенвик и потрепал Робина по плечу. — Но сейчас вам лучше все-таки отправиться к Миззамиру; с нами вы еще встретитесь. По моим предположениям, злодеи должны пристать к берегу где-то в районе топей Фрайета, и завтра утром наши волшебники отправят нас туда. А вы пока доложите Миззамиру, как обстоят дела, вымойтесь, отдохните… К вечеру будет дождь, и лучше вам быть там, где сухо и тепло.
Стремительные течения
Вернувшись в сверкающие залы замка Алмазной Магии, Робин, как ему было велено, подробно рассказал Миззамиру о битве. Выслушав его, великий маг откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.
— Очень интересно, Робин… А случилось ли еще что-нибудь, достойное упоминания?
Робин поколебался и выпалил:
— Мне снился странный сон, сударь…
Смущенно теребя в руках шляпу, менестрель начал рассказывать волшебнику о странной фреске на Фа-халли и необычном сне, который он увидел потом. После первых же слов Миззамир резко подался вперед и слушал очень внимательно. Когда менестрель закончил, волшебник снова откинулся в кресле и задумчиво потер подбородок.
— Невероятно… Просто невероятно! — проговорил он наконец. — Пытаться вновь воссоздать Радужный Ключ?! Вопреки воле богов? Осмелиться пройти Испытания и Лабиринт?
Для волшебника рассказ Робина не представлял загадки: что-то похожее делал он сам, когда готовил свое Испытание. Каждый Герой придумывал собственное, но руководили ими боги, поэтому все Испытания имели много общего.
Миззамир погрузился в раздумья. Он давным-давно понял, что слепо бросаться вперед, к чему до сих пор еще склонен сэр Фенвик, глупо. Известие о том, что Фенвик атаковал злодеев, внушало беспокойство — но в своих владениях принц волен поступать как ему вздумается. Сам Миззамир, во всяком случае, предпочитал наблюдать, изучать, размышлять и в конце концов найти способ использовать действия врага в своих интересах.
Его сведения о сокрытии Радужного Ключа ограничивались Испытанием Волшебника, которое придумал он сам. При этом Миззамир даже не знал, где именно находится придуманное им Испытание: эту информацию боги оставили при себе. Ключ был разделен на части и спрятан, ибо обладал таким могуществом, что уничтожить его было нельзя: сама природа Судьбы требовала, чтобы оставалась лазейка. Легенды гласили, что части Ключа рассеяны по всему Шестиземью и их охраняют потомки Героев.
Такое решение всегда представлялось Миззамиру весьма неудачным. Врата Тьмы должны быть закрыты навеки, малейшую возможность того, что когда-нибудь они снова откроются, следовало исключить… а как это сделать, если Ключ не может быть уничтожен? Много лет изучая границы мироздания, Миззамир отыскал способ.
Простые люди не называли свой мир «Кьяроскуро» — это слово изобрел сам Миззамир. Для них существовал всего один мир, так же как всего одно солнце. Но Миззамир знал, что это не так.
Складывая и переворачивая с помощью магии ткань реальности, он обнаружил и много иных. В один из таких отдаленных миров когда-то давным-давно переселились эльфы. Путь туда в настоящее время был закрыт, но оставались другие… миры вечного пламени или пустоты, необжитые или населенные
Блестящая мысль. Осуществить ее мешало лишь то, что Ключа у него не было, и он не знал, где его взять… А вот если за него это сделает кто-то другой…
Невозможно, подумал он с сожалением. Юный кентавр благодаря удаче, отваге и чистому сердцу сумел пройти Испытание Фен-Аларана, но злодеям, с которыми он путешествует, никогда не добиться успеха! Человек с темными мыслями, трусливый и злобный непременно погибнет… Обидно, конечно, — но такова была воля Судьбы и богов.
— А тот зеленый камень, который вы взяли… из сна, Робин, — он остался у вас? — мягко спросил Миззамир. Менестрель покачал головой:
— Когда я проснулся, он исчез… Я даже не знаю, что это был за… Зеленый камень? А мне показалось, что это всего лишь кусок серого хрусталя, сударь.
— Серого? — удивленно переспросил Миззамир, выгибая бровь.
Робин кивнул и невольно зевнул. Он очень устал, и от долгого бега у него сильно болели ноги.
— Серого, сударь… Как прошлогодняя трава, только чуть потемнее.
Миззамир увидел, что менестрель вот-вот упадет.
— Извините меня, Робин. Сегодня вы, как и в прошлый раз, отдохнете у меня в замке, а потом, если пожелаете, вернетесь к своим злодеям. И у меня к вам просьба: постарайтесь подробнее расспросить, чего именно они хотят добиться. И, что бы вы ни узнали, твердите, что пойдете с ними и не станете им мешать, что хотите только записывать их приключения. Но будьте осторожны! Вы можете говорить все, что угодно, чтобы они позволили вам остаться, только не лгите: друидка это определит сразу. Впрочем, мы еще это обсудим. А сейчас — отдыхайте, Робин из Эвенсдейла. Вы превосходно поработали.
Кентавр, почтительно кланяясь, попятился из комнаты, а Миззамир повернулся к окну, за которым вставало солнце.
Ближе к вечеру хорошо отдохнувший и плотно поевший Робин был перенесен на квартское побережье, неподалеку от того места, где ожидалась высадка злодеев. Немного подумав, он залез в воду, как следует вымок, обмазался илом и только потом зарысил вдоль берега, пока не наткнулся на остатки льдины, от которых отходила цепочка следов. Робин пошел по следам и вскоре нагнал злодеев. На их подозрительные и раздраженные вопросы он ответил, что, испугавшись обстрела, спрятался за дюной и, дождавшись, когда Зеленый отряд уйдет, в одиночку пошел через Брод. Спутники, казалось, не особенно ему поверили, но были слишком измучены, чтобы долго его расспрашивать. В данный момент их больше всего интересовало, удастся ли найти в этих топях относительно сухое и чистое место для привала. К тому времени, когда они убедились, что такого места здесь нет, настроение у всех было чрезвычайно отвратительное.
На Фрайетские топи легли сумерки. Серые и белые клочья тумана плыли над пустошами, покрытыми редким кустарником, — аренами древних битв, где смерть пожинала обильную жатву. Это было место горя и одиночества, земля с трагическим прошлым. И все же крошечные цветы, которых никогда прежде не видели в этих местах, начали пробиваться среди поблекшей травы. Сейчас их лепестки были закрыты: накрапывал мелкий дождик. Казалось, что здесь, на этих печальных болотах, где ветер пахнет мхом и осокой, а далекие крики куликов похожи на нескончаемый плач, нашли пристанище призраки давней войны. Дождь постепенно усиливался, мокрые сучья почернели и начали нещадно дымить. Ежась у крошечного костерка, измученные и промокшие путники окончательно пали духом.