Злое счастье
Шрифт:
И не только пожелать, но тут же воплотить все свои желания в реальность. Тем более, что Хиннга ничуть не возражала против любых прихотей господина хан'анха. Даже, если они были… не совсем привычны. Постельные утехи с Эйгеном таили в себе серьезную опасность. От трогательной нежности он мог сразу же перейти в состояние безудержной злости, и тогда… держись Хиннга! Его пощечины и тумаки отольются на нежной коже лиловыми кровоподтеками, которые не под силу свести даже колдовством. Рука, привыкшая к мечу, даже вполсилы бьет очень и очень больно.
Впрочем, все дэй'фа таковы. Некоторые могут и убить под влиянием внезапного порыва. А потом долго сожалеть и лить слезы, которые, как известно, мертвых не воскрешают.
— Повелитель недоволен. Рыжий снова на
После хорошего секса он становился говорлив. А Хиннга, напротив, вся обращалась в слух. В этом заключалось её основное достоинство, а вовсе не там, где оно располагается у остальных женщин.
— Рыжий так силен?
— Силен, — признал Эйген. — Его люди — отважные и умелые воины. Да и сам он в бою стоит многих и многих. Если ты не забыла, то он и меня сумел победить.
Женщина прикусила язычок, опасаясь спровоцировать вспышку гнева. Но Эйген вовсе не склонен был вновь переживать из-за той давней истории. Тогда горечь поражения испытали все, даже Повелитель. Пример Рыжего оказался заразителен, униэн воодушевились и, объединив усилия, отбросили армию дэй'ном за горы. И все же хан'анх вспоминал ту войну с удовольствием. Именно тогда погиб Финигас, а его старший сын ославил себя отступничеством, лишился всего, что только способен потерять униэн. Не только власти, не только чести, не только благоволения Верховного короля. Это, в общем-то, сущие мелочи. Он перестал быть Волшебником и Созидателем. Как такое могло случиться, Мэйтианн'илли хранил в строжайшей тайне. Но факт остается фактом. Мысль о бесконечном страдании, на которое обрек себя заклятый враг, грела Верховного Вигила — хан'анха Эйгена в самую суровую зиму и не давала отчаяться после очередной жестокой выволочки Повелителя. Рыжему все равно хуже.
— Он красив? — полюбопытствовала Хиннга.
— О, женщины! Вы готовы всё простить за смазливую мордашку, — добродушно рассмеялся Эйген. — Не особенно. Лицо как лицо. Только яркие волосы делают его облик памятным.
Самому хан'анху больше всего запомнились доспехи униэн: нагрудник, инкрустированный малахитом и серебром, мельчайшего плетения кольчуга, идеально подогнанные пластинчатые наплечники. И, разумеется, не забыть его знаменитое Крыло. Свой великолепный меч Рыжий небрежно положил на правое плечо. Полированное лезвие блестело, как зеркало, отбрасывая яркие блики на небритую щеку униэн.
«Неужели ты считаешь, что мы примем ваши условия?» — спросил он тогда. — «За кого ты меня принимаешь? За одного из твоих дэй'о? Таких, как ты, хан'анх, я убивал, убиваю и буду убивать».
И эта ухмылка во весь его немалый рот еще долго снилась Эйгену в кошмарах. Потому что в тот миг Верховный Вигил посчитал слова княжича униэн похвальбой и бравадой, а оказалось, что Мэй умеет и может побеждать. Лойсов вышкварок! Порой Эйген чуть ли не наяву грезил о том, чтобы сойтись с ним в поединке. Даже, если результат непредсказуем. Не имеет значение, кто победит — униэн или дэй'ном, но это угнетающее противостояние закончится с гибелью одного их них.
— Ты красивее всех, мой господин, — пропела наложница, жадно припадая к губам хозяина, лишний раз выказывая преданность и любовь.
Эйген предпочитал верить собственным глазам и отражению в зеркале, а не льстивым словам женщины. К сожалению, согласно воинскому канону ему приходилось стричь волосы чуть выше плеч и собирать их в маленький хвостик на затылке, но зато лицо хан'анха отличалось правильностью и соразмерностью черт. Разве только подбородок воинственно выступал вперед, придавая Эйгену слишком суровый вид. Подкачал только цвет глаз — желтоватый, как у дикого лесного кота. Красивыми у дэй'ном считались голубые глаза.
— Неужели ты так расстроен? — удивилась женщина. — Подошли к униэн наемного убийцу. Из нэсс или ангай.
— В Эр-Иррин чужих не пускают, а за стенами Рыжий крайне внимателен и осторожен. Последнего отравителя он удавил собственными руками, — пояснил хан'анх.
— Не отчаивайся. Если твой униэн не
«Сладкоголосая сучка», — мысленно хмыкнул Эйген.
— Сейчас князь униэн не самое главное. Повелитель обеспокоен…
Эйген вовремя остановился. Если из-за его болтовни потом придется казнить чересчур просвещенную наложницу, он себе этого никогда не простит. О униэн Хелит из семьи Гвварин лучше лишний раз промолчать. Казалось бы, ну что сложного может быть в том, чтобы подстеречь и убить беззащитную девчонку? На взгляд Эйгена — ничего. Нэсс принесли в доказательство её платье и сапожки, Арра'су [8] подтвердила, что одежда снята с мертвой. Словом, все устроилось наилучшим образом, а девчонка возьми и оживи. Когда разведка донесла о эр-ирринской гостье, Эйген впервые схлопотал оплеуху от Повелителя. Тогда хан'анх решил немного опередить события и расшевелить самих униэн. Это ведь Эйген придумал сдать Хефельду атамана-нэсс, чтоб слухи о предсказании Читающей постепенно дошли до Лот-Алхави. Надо лишь немного подождать, да умело подтолкнуть кое-кого из униэн к расправе над девицей Гвварин. Так, нет же! Соган настоял послать в Тир-Луинен Желтые Повязки и Йагра'су в придачу. Отвлекающий маневр тоже он придумал. Стратег Лойсов! Если Водительница Мертвых умрет, голова хан'нага Согана увенчает собой наконечник копья на лобном месте перед дворцом. Но кому от этого станет легче?
8
Арра'су — магичка, способная считывать информацию о владельце любого предмета.
— Не нужно быть таким грустным, мой господин. Хочешь, я станцую для тебя? — ласково мурлыкнула Хиннга.
— Спляши-ка лучше на моем…
Но закончить фразу Эйгену не дал звонкий голос гонца, раздавшийся из приемной.
— Повелитель срочно требует Верховного Вигила во дворец! Не медли, хан'анх!
«Лойсовы шуточки!» — мысленно воскликнул Эйген, поспешно выталкивая наложницу из постели.
— Вон! — приказал он и начал поспешно одеваться.
Белая длинная рубашка, широкие черные штаны, короткие сапожки, из оружия только короткий меч, а сверху теплый плащ. Что-то прохладно нынче на улице.
Повелитель не любит ждать ни днем, ни ночью. Тем более, ночью.
Ночная Хикмайя — зрелище незабываемое в любое время года. Но весной… «Ах, весна! Что ты делаешь с крылатым сердцем? Почему плачет оно при виде ветвей, покрытых цветами? Ведь зима уже кончилась…»
Эйгену неожиданно припомнились стихи великого, но непонятого поэта древности. Согласно легенде, Ттимур написал эти строки кровью возлюбленной, им же убитой в приступе ревности.
Каждый дом, каждый дворец, как маленькая, укрепленная по все правилам крепость. Аккуратно подстриженные деревья еще не загораживают листвой редкие светящиеся окна и крошечные лампадки выставленные в специальных нишах. Жить в Хикмайе — честь и привилегия. Большинство дэй'ном благородного сословия прозябают в своих замках в провинции и до безумия завидуют своим сородичам, обитающим в непосредственной близости от самого Повелителя. Жить в Хикмайе — опасное занятие. Здесь каждый камень пронизан интригами и пропитан кровью. Впрочем, столица любого королевства есть вместилище всевозможных пороков. О нравах униэнской Лот-Алхави тоже ходят недобрые слухи, но все равно до Хикмайи никому не дотянуться. Здесь, если власть — то абсолютная, если роскошь — то вопиющая, если страсть — то безумная, а если смерть — то мучительная и ужасная. Вот и выбирай, что больше по душе — относительная безопасность в какой-нибудь дыре, или каждодневный риск возвышения? Эйгену выбирать не пришлось. Он родился и вырос в тени дворца Повелителя, впитывая каждой порой атмосферу вечного отсутствия определенности. Жизнь на лезвии меча меж триумфом и позором — вот, что ему было по нраву.