Злоключения озорника

Хольц-Баумерт Герхард

Тут маму разобрало любопытство. Она спросила:

— А ты не мог бы намекнуть мне хоть немножечко, чтобы я сама догадалась?

Я грустно покачал головой.

— Мы, пионеры, должны тренироваться, как хранить тайны, — объяснил я ей, — особенно государственные.

Мама не очень-то мне поверила и заставила дать честное пионерское, что я не растранжирю деньги на глупости.

Прокатиться один раз на карусели стоило тридцать пфеннигов. Значит, денег мне хватит на десять поездок. Это сто «витков». Маловато!

Но что поделаешь? Должно хватить. До карусели я шёл пешком, чтобы сэкономить трамвайные деньги. Народу на площади почти не было. Дядька, который крутил карусель, как раз завёл шарманку.

— Что это у вас пассажиров нет никого? — спросил я.

— Да рано ещё, — проворчал он в ответ. — К вечеру набегут.

Я достал свои три марки и говорю:

— Можно мне у вас прокатиться сразу на все деньги?

Дядька очень удивился:

— Сто кругов зараз?

— Пожалуйста, я вас очень прошу! Мне обязательно нужно.

— А вдруг тебя затошнит?

— Я уж натренировался — ем только из тюбиков. Теперь со мной ничего не случится.

Пожав плечами, карусельный дядька сказал:

— Мне что! Только потом матери не жалуйся на меня.

Я взобрался на сиденьице и застегнул цепочку. Жаль, никого на площади не было. Вот народ подивился бы, как я по сто «витков» подряд гоняю! Только два карапузика стояли неподалёку. Карусель тронулась. Сперва завизжала, но потом разошлась.

Дядька крикнул:

— Когда затошнит, махни рукой!

В ответ я замахал ему обеими руками — нечего, мол, пустяки болтать.

Шарманка наяривала: «Люблю бродить я по горам…» А до меня долетали только обрывки слов: «Лю… лю… лю… дить… дить… дить… рам… рам… рам!»

Я громко подпевал, а затем стал отдавать команды:

— До старта осталось… тридцать секунд… Стаа…арт! Давай газ! Включай вторую скорость!

Карусель разошлась вовсю. Я как-то боком висел в воздухе. Дома и деревья соседнего парка со свистом проносились мимо. Стоило посмотреть на них — и сразу чудилось, что они машут мне ветвями. А шарманка всё продолжала играть.

Вскоре я уже не различал ни домов, ни деревьев. Всё превратилось в какую-то серо-зелёную неразбериху. Я закрыл глаза и тихо скомандовал:

— Если вам нетрудно, пожалуйста, выключите вторую скорость. Мне кажется, что я уже невесомый.

Только желудок у меня почему-то ужасно потяжелел.

Так я совершил не меньше сорока «витков». Шарманка играла уже какую-то другую песенку, но я уже ничего не понимал. Мне стало совсем плохо. Но космонавт должен переносить всё — даже тошноту! Поэтому я ничего не сказал, а только покрепче зажмурил глаза да прижал руки к животу.

Уж скорей бы кончалась эта… невесомость!

Но вот карусель стала замедлять ход и наконец остановилась. Однако вылезти я уже не мог.

Подошёл карусельный дядька.

—

Ты что это побелел как смерть? — испуганно спросил он.

А я и словечка вымолвить не могу. Должно быть, у меня и язык стал невесомым. Дядька вынул меня из сиденья. Чуть не падая, я спустился по деревянной лесенке, с трудом пересек площадь, добрался до кустарника и упал в траву.

Я лежал с широко открытыми глазами, а деревья кружились вокруг меня, и мне казалось, что там, где у них макушки, играет шарманка. «А может, так оно и бывает при невесомости?» — подумал я. Встать на ноги я даже не попробовал. Всё равно сразу бы упал.

По дорожке шла маленькая девочка. Увидев меня, она сразу заверещала:

— Здесь пьяный! Здесь пьяный лежит!

На крик прибежал её дедушка. Поглядел на меня и говорит:

— Вставай, мальчик, а то простудишься!

Я попытался сесть, но тут же свалился на другой бок. Девочкин дедушка наклонился ко мне и понюхал. Видимо, решил, что я правда пьяный. А я за весь день только и съел, что один бутерброд.

— Может быть, ты болен, мальчик?

Я хотел было покачать головой, но тут деревья ещё пуще завертелись. Подошла ещё какая-то тётенька. Она сказала:

— Может быть, у него нарушилось кровообращение?

Я хотел ей всё объяснить, но мой язык совсем меня не слушался, и я бормотал невесть что:

— Люблю… бродить… три марки… сто… витков…

Девочкин дедушка покачал головой и помог мне встать. Всё опять пошло кругом: сначала справа налево, потом слева направо. Казалось, мы с дедушкой кружимся всё быстрее и быстрее…

— Где ты живёшь? — спросил он меня.

Кое-как я ему объяснил где.

Тогда дедушка сказал:

— Пойдём, внучка, отведём мальчика домой. Возьми его под руку с другой стороны.

Сперва они меня дотащили до трамвайной остановки, а потом и до самого дома. Когда мама увидела чужого дедушку с внучкой и меня вместе с ними, она так и застыла в дверях. В коридоре я сначала держался за одну стенку, потом за другую и наконец-то добрался до кровати.

Чужой дедушка рассказал маме всё, как было.

Мама страшно забеспокоилась, стала бегать по комнате и приговаривать:

— Никогда с ним ничего подобного не случалось! Скажите, пожалуйста, где вы его нашли?

— На площади у карусели, — сказала маленькая девочка. — Я сижу играю в песочке, а большой мальчик всё катается, всё катается…

— Покажи, где три марки, что я тебе дала! — строго приказала мне мама.

Но я не мог даже двинуть рукой, чтобы в карман слазить, и только покачал головой.

— Значит, ты все деньги истратил на карусель? — сказала мама грустно. — Так я и знала!

А я сидел и только качал головой. Мне казалось, что вместе с моей головой качаются и печка, и шкаф, и стол…