Зловещее сокровище
Шрифт:
Сидор Иванович не замедлил воспользоваться этой великолепной возможностью оставить о себе память и в этих отдаленных провинциях.
– Поищите «скотч» в этом убогом доме, - отдал он команду остальным членам миротворческой группы.
Сам же, упиваясь своей непререкаемой безграничной властью, стал поднимать с пола «бездыханное» тело, одновременно усаживая его на стул. Липкой ленты в доме не оказалось, а была обнаружена только плетенная веревка, бывшая толщиной с указательный палец.
– Пойдет, - констатировал атаман, когда Семен предъявлял ему этот
Наблюдая за приготовительным действием и по себе зная о беспощадном нраве Юхно, очаровательная красавица, не желавшая присутствовать при дальнейших событиях, суть которых была ей совершенно понятна, засобиралась на улицу.
– Я подожду вас в машине, - сказала она, уверенно направившись к двери, - надеюсь, вы долго здесь не задержитесь?
– А, это уже, как пойдет, - отвечал за всех Батька, энергично привязывая невольного пленника накрепко к стулу, - человек, видимо, с норовом, так что беседа может и затянуться.
Выйдя на улицу, Багирова сражу проследовала к машине и, удобно расположившись в салоне, приготовилась к долгому ожиданию окончания устроенного компаньонами «следствия». Сидор же, отдав распоряжение наполнить ведро холодной водой, когда все было готово, вылил его содержимое на голову уже прикованного к стулу мужчины. Тот, подвергнутый воздействию леденящей влаги, немедленно вернулся в сознание.
Атаман освободительного движения славился в изощренности своих безжалостных пыток. Как только предполагаемый мученик отчетливо стал оценивать обстановку, он, чтобы вызвать в его душе больше доверия к своей беспощадной натуре, не задавая излишних вопросов, нашел в доме шкатулочку со швейными принадлежностями и, вооружившись десятком иголок, стал медленно заводить их под ногти своего испытуемого. От переносимых мучений, Бондарь, конечно бы, закричал, однако сделать это в полной мере не мог: мешал предусмотрительно засунутый в рот скомканный кляп, изготовленный из его же носка. Поэтому извиваясь всем телом, он только мычал, в душе посылая своим визитерам отчаянные проклятья.
Его активное сопротивление привело к тому, что, в конечном итоге, стул повалился на пол, увлекая с собой и привязанного к нему человека. Этим своим движением он только облегчил задачу своему беспощадному палачу, сделав тело еще более неподвижным. Очевидно, ранее приведенные методы пыток атаман подчерпнул за прочтением наставлений, изданных бывшими фашистскими карателями и эсэсовцами, между тем следовать писанным правилам жестоких допросов очень скоро ему наскучило и, загнав жертве под ноготь четвертую иголку, он вдруг решил действовать старым излюбленным способом.
Обойдя стул так, чтобы испытуемый оказался к нему лицом, жестокий мучитель принялся наносить ему многочисленные удары своими прочными сапогами по лицу и телу. Он бил с таким остервенением, что при одном очередном пинке даже засунутый в рот кляп невольно выскочил изо рта наружу. Мужчина только хрипел: на призывы о помощи у него попросту не осталось
Глаза же главаря украинского сопротивления все больше наливались кровью: он очевидно, увидев кровь, стал погружаться в животный экстаз, и становилось доподлинно ясно, что сам он уже не уймется и забьет свою жертву до смерти. Нужно было что-то с ним делать. Роль спасителя в этом случае взял на себя блюститель порядка. Взяв Батьку сзади за плечи, он резко дернул, увлекая того прочь от заложника. Палач попытался отстраниться назад, резко, при этом, «бросив»:
– Пусти! Я убью эту падаль!
– В этом случае, - переходя на крик произнес Семен, продолжая удерживать охваченного гневом боевика, - мы никогда не узнаем, где он прячет свой талисман!
Последнее слово было, как ушат холодной воды, вылитой на голову атамана. Он резко остановился, проводя внутри себя нечеловеческую борьбу и, как бы извиняясь перед своим двумя спутниками, в то же мгновение вымолвил:
– При виде крови не могу просто остановиться. Животный инстинкт. Ладно, давайте посадим его назад и спокойно теперь поспрошаем, где он прячет свое сокровище.
Переведя «пациента» в более-менее нормальное положение, оставив его сидеть на довольно удобном стуле, компаньоны обратили внимание, как здорово изменилась его внешность с того момента, как они вошли в его хату. Левый глаз подплыл полностью. Правый сузился настолько, что едва выглядывал из-под припухших над ним налитых «синюшностью» век. Все лицо покрывала характерная после таких энергичных пинков синева, на левой скуле образовалась огромная гематома. При каждом покашливании из носа и рта вырывались окрашенные в бурый цвет крови брызги и пузыри.
– Я вижу ты созрел для нормальной беседы, - ухмыляясь, проговорил бандит и махнул рукой в сторону своих компаньонов, - вот эти люди доведут до тебя смысл наших претензий.
– Да, чихать я хотел на ваши претензии, - сплевывая на пол загустевшую кровь, ответил неустрашимый владелец этого дома, - как и на вас самих. Денег у меня нет, а жизнь моя итак ничего не стоит. Так что днем раньше умирать либо делать это днем позже, мне уже абсолютно без разницы, - и, глядя в глаза своим мучителям, злобно так, с ехидцею, засмеялся, показывая окровавленные полусгнившие зубы.
– Ты, я вижу, не понял, - начиная багроветь от надвигавшегося снова гнева, двинулся на сапожника Батька Юхно, потирая руки в непременном намерении продолжать жестокое избиение, - здесь с тобой никто шутить больше не будет. Станется нужно, забьем тебя до смерти, а властям скажем, что ты шпионишь для «Москалей», а при задержании оказал нам сопротивление.
– Хватит Сидор, - оборвал его полицейский, - давай попробуем просто спросить. Он ведь даже еще не знает о каком пустяке мы собираемся с ним разговаривать, и может быть он согласился бы с нами сотрудничать и без этих ненужных приемов.