Зловещие латунные тени. Ночи кровавого железа
Шрифт:
– Что, уже на месте?
– Нет. За нами идет лодка. Такого быть не должно.
Наверное, Скид жив только потому, что еще не использовал отпущенную ему квоту слов. Торнада – это какой-то каприз природы. Она способна полностью проснуться, едва открыв глаза. Я еще не успел сесть, а моя спутница уже была на ногах и внимательно вглядывалась во что-то за кормой.
– Где?
Позади нас виднелось множество огней. Думаю, что там было сотни две лодок, почти все похожие на нашу. Сухопутные крысы вежливо величают их «грузовыми»;
Скид присел рядом со мной, чтобы я смог увидеть, на что он указывает.
– Корыто Скилара Зеда. Работает восток-запад, как и мы. На север не ходит.
– О…
Само собой, лодки я не видел, не говоря уж о том, кто ею управлял. Пришлось притвориться.
– Это становится возмутительным, – сказал я Торнаде.
Она снова улеглась, не проявляя ни малейшего беспокойства. Эта женщина все больше и больше напоминала мне Плоскомордого, хотя кое в чем существенно от него отличалась. Она казалась более независимой. Тарпа постоянно волновало, что могут сказать и подумать о нем другие. Торнаде же на это было плевать, или она умело прикидывалась, что ей все до фонаря. Наверное, тем, кто так вымахал ростом, приходится подыскивать удобную для себя линию поведения.
Я еще раз посмотрел на нее. В колеблющемся свете лампы Торнада выглядела вполне пристойно. Она просто была чересчур большой.
– Эй. Расскажи мне что-нибудь о Торнаде.
– А что рассказывать? Я родилась и пока живу. Я то, что ты видишь.
– Расскажи что-нибудь. Откуда ты? Кто твои родители? Как ты очутилась здесь, вместо того чтобы сидеть в своем доме с кучей маленьких Торнад?
– Откуда ты, Гаррет? Кто твои родители? Почему ты здесь вместо того, чтобы сидеть дома и играть с маленькими Гарретами?
– Понимаю. Но я могу и рассказать. Я поведал ей о семье, из которой уже никого не осталось в живых. Рассказал о годах, проведенных в морской пехоте. Я не смог, как ни старался, объяснить, чем мы занимались на службе, – так, чтобы ей было понятно.
– Что же касается детей, то я их люблю. Боюсь только, что из меня получится вшивый отец. Мне еще самому надо стать взрослым, хотя бы по общепринятым стандартам.
– Это нечестно, Гаррет.
– Я просто убиваю время. Ты не обязана рассказывать.
– Мы станем друзьями, Гаррет?
– Не знаю. Возможно. Пока что-то не очень получается.
Она подумала над моими словами, приподнялась, сплюнула за борт, взглянула в сторону кормы и снова улеглась.
– Как ты думаешь, сколько мне лет?
– Ты примерно моего возраста. Может, слегка моложе. Лет двадцать восемь?
– Ты один из самых деликатных, Гаррет. Мне двадцать шесть. У меня есть ребенок. Ему почти двенадцать. Я не могла выдержать той жизни и ушла. Хотя обычно это привилегия мужчин – бросать женщин с детьми.
Я ничего не сказал. Что скажешь, когда тебе говорят
– Я чувствую себя ужасно виноватой. Но ни о чем не сожалею. Смешно, правда?
– Иногда так получается. Мне пришлось пережить подобное.
– Вроде этой нашей увеселительной прогулки?
– А?..
– Тебе не удается до конца спрятаться за ловко подвешенным языком и нарочитой небрежностью, Гаррет. Когда мы замочим Чодо, ты начнешь барахтаться в ощущении своей вины, как в большом чане с дерьмом.
– Но без всяких сожалений.
– Да. Знаешь, почему я встряла в это дело? Конечно, деньги и авторитет мне не повредят. Но я с тобой, потому что считаю тебя хорошим парНем. – Стараюсь. – Возможно, даже слишком. – Но если взглянуть в корень, разница между хорошими и плохими парнями окажется не такой уж и большой.
В качестве иллюстрации я привел несколько своих дел.
Она рассказала, как пришла к своему бизнесу. Это оказалось чуть ли не делом случая. Вскоре после ухода из дома она убила находящегося в розыске известного бандита, который попытался ее изнасиловать. Она обменяла его останки на обещанное вознаграждение и узнала, что ее считают скорее храброй, чем умной, но при этом еще и очень удачливой.
– Репутация, Гаррет, это вещь. Если тебе удалось ее создать и поддержать, ты здорово облегчаешь себе жизнь. Возьмем, к примеру, Чодо. Никто не трогает старикана из-за его репутации.
– Но для нее имеются основания.
– Для этого надо работать. Безжалостность – вот его ключ к успеху. Теперь возьмем тебя. У тебя репутация так, средненькая. Ты больше знаменит тем, что держишь слово и не позволяешь выкидывать фокусы со своими клиентами. Ты, может быть, и тверд, но вовсе не крут. Понимаешь, что я хочу сказать?
Тебя нанимают, чтобы избавиться от шантажиста, а ты вместо того, чтобы просто перерезать мерзавцу глотку, пытаешься устроить дело так, чтобы никто не пострадал. Поэтому многие считают, что в глубине души ты слабак. Думаю, они в чем-то правы.
– Да…
Я все понимаю, но не готов пообещать начать в новом году совершенно новую жизнь.
– Думаю, ты опять упустишь свои шанс. Замочишь Чодо и не захочешь, чтобы об этом узнали.
– Ты уже вогнала меня в депрессию. Она рассмеялась и спросила:
– Ты слышал анекдот о монахинях, медведе и пропавшем меде?
Поведанная мне история полностью отвечала моим ожиданиям. За первым рассказом последовал второй, затем еще и еще. По-моему, она знала все скабрезные и глупые анекдоты, придуманные в нашем мире, где наличие множества рас открывает бесконечные возможности для абсурдных непристойностей.
– Сдаюсь, – взмолился я. – Обещаю не впадать в депрессию, если ты прекратишь свои рассказы.
– Отлично. Теперь давай подумаем, что нам делать с той лодкой.