Зловещие мертвецы
Шрифт:
— Выпустите, выпустите его! Откройте, откройте этот люк! Спасите его!
Майкл бросился к люку и судорожными трясущимися руками принялся распутывать тяжелую цепь.
— Иди, иди, парень, к милой Генреетте, — шептала старуха. — Иди ко мне. Я проглочу твою душу. Я съем твое сердце и прожую печенку. Я съем всего тебя, до последней косточки, и выпью твою горячую кровь.
Старуха развела руки в стороны, как бы готовясь обнять парня, поплотнее прижать к себе и впиться своими распухшими губами в его губы, как бы поцеловать его поцелуем смерти.
Наконец,
Майкл попытался помочь парню. Тогда синюшная рука вцепилась в его лицо, толкнула, и он полетел к противоположной стене, ударившись о картину, которая там висела. Картина оборвалась и упала на голову'.
Доктор Кинг тоже не растерялся и бросился на помощь Эшли, но страшный зловещий мертвец-старуха, вскинув руку, ударила его в пах. Доктор покатился по полу, поджимая под себя колени.
— Спасите, спасите! Спасите меня! — кричала Эми.
А Бабетта, прикрыв глаза руками, тряслась от жуткого испуга.
Наконец, Эшли вырвал ногу из зубов старухи-мертвеца. Женщины визжали, Майкл стонал, а доктор Кинг корчился на полу. Старуха на глазах преображалась. Ее рот растянулся прямо до ушей, волосы встали дыбом, глаза выпучились и бешено завращались. Шея неимоверно удлинилась и закачалась над люком.
Эшли изо всей силы опустил тяжелую крышку прямо на эту мерзкую голову, придавив ее к полу. Крышка вздрагивала и вырывалась из рук парня. Тогда Эшли подскочил и со всей силы ударил ногами по ней — голова хрустнула, и из глазницы выстрелил, как пробка из бутылки, окровавленный, гнойный глаз. Он пролетел через всю комнату и ударился в лицо визжащей и верещащей Бабетте. Та мгновенно потеряла сознание. А Эшли все прыгал и прыгал, сильно ударяя подошвами в крышку люка. Голова хрустела, из нее текла кровавая гнойная пена.
Наконец, пришедший в себя Майкл бросился на помощь Эшли. Они вдвоем навалились на люк и принялись каблуками загонять голову обратно. Им это удалось. Крышка с грохотом захлопнулась, и трясущимися руками мужчины протянули тяжелую цепь в кольца, обрамлявшие проем. Крышка под ними еще несколько раз вздрогнула и затихла. Из погреба послышались жуткие всхлипывания и стоны. Мужчины переглянулись. Эшли смотрел на мокрое от пота, исцарапанное лицо Майкла.
— Ну, кажется, все, — прохрипел Майкл. — Мы спасены.
— Эта ведьма в погребе, — ровным голосом проговорил Эшли, — лишь часть того ужаса, который нас окружает. Этот ужас прячется во тьме, он окружает этот дом со всех сторон. Этот ужас вернулся из небытия, восстал против нас.
Все, притихнув, слушали Эшли. И вдруг дико заверещала Бабетта.
— Боже, я боюсь! — кричала она.
Майкл поднялся с пола и подошел к Эшли, взглянул ему в глаза.
— Ты, парень, как хочешь, а я со своей девчонкой уношу отсюда ноги. Понял? — Майкл был полон решимости.
— Никто отсюда не уйдет, — твердо проговорил Эшли. — Там, за дверями, смерть.
— А мне плевать, что ты тут плетешь, — Майкл схватил Эшли за грудки и начал трясти. — Мы отсюда уйдем. Пусть это и мой дом, но я не хочу здесь находиться. Ты, как хочешь, а мы уходим.
Вдруг из-под приоткрытого люка послышался мелодичный женский голос. Он напевал колыбельную. Все оторопело глянули. Из-под приоткрытого люка показалось лицо Генреетты. Но не той жуткой, страшной, гнойной старухи, которую Эшли видел в подвале, это была благообразная немолодая женщина. Она смотрела из-под тяжелой крышки с состраданием и любовью на свою дочь и на ее друзей. Ее руки лежали на краю люка. Глаза были полны слез.
— Ты помнишь, — дочь, — проговорила женщина. — я пела тебе эту песню, когда ты была еще совсем маленькой, совсем крохотной девочкой. Помнишь?
— Мама, мама, — зашептала Эми и сделала шаг к приоткрытому люку.
Но Эшли схватил ее за плечо и отрицательно покачал головой. Девушка с непониманием посмотрела на него.
— Дочка, дочка, выпусти, пожалуйста, меня отсюда. Развяжи цепь, подними эту крышку, — говорила женщина. — Пожалуйста, я тебя очень прошу. В этом подвале сыро и холодно. Мне в нем очень плохо.
Эшли держал Эми за плечо, не пуская к приоткрытому люку. Девушка рвалась туда, она хотела видеть свою мать. Она хотела освободить ее.
— Ты родилась девятого сентября тысяча девятьсот шестьдесят второго года, — говорила женщина, глядя прямо в глаза Эми. — Я помню это очень хорошо, потому что в тот день пошел большой снег. Это было удивительно, чтобы в сентябре шел снег.
— Это не моя мать, это не моя мать, это другая женщина! — закричала Эми.
И вдруг комнату заполнил страшный крик, хрипы и бульканье. С пола поднялся, корчившийся еще минуту тому назад от боли, доктор Мартин Кинг. Он судорожно извивался. Его лицо уже было тронуто трупными пятнами. Изо рта капала кровь, из глаз сочился гной. Его руки были распухшими, тело толстым, как будто он долго лежал под водой. Рубашка по многих местах полопалась, не выдержав внутреннего напора плоти.
— Мы были раньше в этом мире, — странным голосом, булькающим и хлюпающим, вещал доктор Кинг. — И мы снова появимся в нем.
Его тело оторвалось от пола и повисло в пространстве. Руки судорожно, как змеи, извивались. Казалось, что тело доктора лишенное костей — двигалось самопроизвольно, как водоросли в воде.
Все отбежали к противоположной стене, испуганные этим жутким зрелищем.
— А теперь, мы хотим получить все то, что принадлежит вам, — продолжал вещать доктор или то, что было доктором Кингом.