Зловещий барьер
Шрифт:
— Почему?
— Да потому что я пока еще твердо держусь на ногах, а другие их давно уже протянули.
Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Почему-то он знал, что правильно оценивает грозящую ему опасность. Он должен пойти на риск, неимоверный риск, выступив против сил, совершенно неизвестных и поэтому особенно грозных. Неусыпная бдительность — вот нереальная цена свободы. И если ему, как и Уэббу, суждено пасть в тщетном усилили заплатить эту цену, что ж, так тому и быть!
Шеф полиции Корбетт наконец нашел
Пострадавший был забинтован с головы до пят, даже глаз не было видно. Свободным оставался только рот. В палате стоял сильный запах дубильной кислоты — немое свидетельство того, что несчастный получил обширные ожоги. Грэхем присел с одной стороны койки, Корбетт — с другой.
— Пять минут, не больше! — предупредила усталая сиделка. — Он очень слаб, но может продержаться, если дать ему шанс.
Приблизив губы и закрытому повязкой уху, Грэхем спросил:
— Что же все-таки взорвалось?
— Резервуары, — послышался слабый шепот.
— Нитрат серебра? — Грэхем постарался, чтобы в вопросе прозвучало недоверие.
— Да
— Как вы это объясните?
— Никак. — Он провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по марлевой бахроме, окаймлявшей обожженные губы.
— Где вы работали? — тихо спросил Грэхем.
— В лаборатории.
— Занимались исследованиями?
— Да
Грэхем со значением взглянул на Корбетта, который внимательно прислушивался к разговору, потом обратился ж человеку на койке:
— Над чем вы работали, когда произошла катастрофа?
Ответа не последовало. Рот под бинтами плотно сжался, дыхание стало совсем неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.
Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.
— С ним все в порядке. У вас еще две минуты. — Она тут же убежала. От долгого дежурства лицо ее побледнело и осунулось.
Грэхем еще раз задал вопрос — снова молчание. Нахмурившись, он дал Корбетту знак вступить в разговор.
— С вами говорит Корбетт, начальник полиции Бойсе, — сурово изрек тот. — Человек, который вас допрашивает, — офицер Разведывательной службы Соединенных Штатов. При вчерашнем взрыве погибло больше тридцати тысяч человек, а те немногие, кто уцелел, находятся не в лучшем состоянии, чем вы. Необходимость выяснить причину трагедии гораздо важнее, чем ваша лояльность по отношению к работодателям. Советую не упрямиться.
Плотно сжатые губы не шевельнулись.
— Если вы не заговорите, у нас найдутся средства. — начал было Корбетт.
Дав ему знак замолчать, Грэхем снова приблизил губы к уху лежащего и тихо сказал:
— Доктор Бич разрешил вам сказать все, что вы знаете.
— Бич! — воскликнул несчастный. — Почему же он велел мне ничего не рассказывать?
— Он сам вам велел? — ошеломленно спросил
— За час до вашего прихода, — тихо проговорил собеседник.
Грэхем с трудом сдержался, чтобы не крикнуть: «Так, значит, он жив!», но вовремя взял себя в руки и доверительным тоном произнес:
— Час — большой срок, многое могло произойти. Говорите без всяких опасений.
Запеленутая фигура на кровати слабо пошевелилась
— Позавчера мы получили новую эмульсию, — неохотно признался он. — Мы работали над ней уже три месяца под руководством Бича. Вкалывали, как проклятые, в три смены, день и ночь. На нас так жали, как будто каждая секунда обходилась комуто в тысячи долларов. Бич не собирался отступать. Чтобы разработать такой состав, одному экспериментатору потребовалось бы лет десять, но нас было шестьдесят, и все ресурсы компании были к нашим услугам. Наконец в среду утром Уайман получил ее. Да, это было в среду утром, но мы не были уверены окончательно, что он получил именно то, что нужно, пока не испытал и ее как раз перед самым взрывом.
— Что это была за эмульсия, и как вы ее испытывали? — задал наводящий вопрос Грэхем.
— Фотографическая эмульсия, сохраняющая чувствительность далеко за пределами инфракрасного диапазона, гораздо дальше, чем любые имеющиеся в продаже пленки, которые нам удалось раздобыть. Бич считает, что такая эмульсия должна регистрировать какие-то объекты, вроде солнц, а зачем — не знаю. Никто из нас не знал.
Использовав состав Уаймана, мы провели обычную экспозицию, и действительно — получили негативы, на которых запечатлелись какие-то шутки, похожие на мелкие солнца.
— А дальше, дальше? — подгонял его Грэхем.
— Мы стали их с любопытством разглядывать и потом еще долго обсуждали. Эти солнца представляли собой небольшие шарики невидимого излучения. Три или четыре из них парили над крышей экстрационного цеха номер четыре. Почему-то — я не могу объяснить, почему именно, — после того, как мы их увидели, всеми овладело сильнейшее волнение, люди просто из себя выходили. В тот момент, когда мы узнали, что испытания дали положительный результат, Бич был дома, и Уайман ему позвонил. Как раз в середине их разговора — трах! — и все взлетело в воздух.
— А Бич определенно знал о существовании этих предметов еще до того, как вам удалось их сфотографировать?
— А как же! Я не знаю, откуда он о них узнал, только он наверняка был в курсе.
— И он никогда не намекал вам на происхождение этих объектов?
— Нет. Только объяснил, как они должны выглядеть на негативе. И все. Он вообще о них особо не распространялся.
— Спасибо, — сказал Грэхем. — Я уверен, что вы нам здорово помогли.
Отодвинув стул, он медленно вышел из палаты. Корбетт в полном недоумении следовал за ним. Миновав изогнутую аллею, выходящую на главную дорогу, они остановились у гиромобиля, принадлежащего начальнику полиции.