Зловещий брак

Брент Мэйдлин

Серые глаза Чеда сверкнули, когда я взглянула на него.

— Надеюсь, я сумел скрыть степень своего отчаяния, — сказал он. — Я в то время попросту не мог позволить себе потратиться на новую шляпу.

— Я догадалась. С большим опозданием, но я еще раз приношу извинения. Ты в тот день говорил, что Судьба любит играть с тобой злые шутки, иногда жестокие, а сам выбрал профессию, которая как раз зависит от игры Судьбы. — Я запнулась и нахмурилась. — О Боже, прости. Я снова думаю вслух.

Он рассмеялся.

— Я не обиделся, дорогая Кейси. — Он случайно перенял

у Лайзы манеру обращения ко мне «Кейси, дорогая», и мне это нравилось. — Дело в том, что эта леди мало влияет на мою игру. В игре я полагаюсь не на случай, а на математику.

— Не уверена, что понимаю смысл твоих слов.

— По большей части я играю в вист. Иногда — в покер, когда находятся партнеры, хотя покер более популярен в Америке, чем у нас. Во всех играх присутствует элемент случайности, но в сложных карточных играх он играет роль меньшую, чем память и математический расчет.

— Но почему математика?

— Потому что, если у тебя есть математические способности, ты сможешь разработать точные математические вероятности двух и более версий игры, а затем выбрать наиболее выгодную. Удача здесь — маловажный элемент и иногда сходит вовсе на нет, но, если у тебя лучшие математические шансы, чем у противника, ты выиграешь. И даже леди Судьба не в силах помешать.

— Ну а если противники — более сведущи в математике, чем ты?

— Тогда я проигрываю. Но не сочти за нескромность: я еще не встретил такого противника. Большинство игроков очень суеверны и настолько же безграмотны. Они полагаются на удачу.

Я вспомнила проводившиеся время от времени в Джакарандас партии в вист в фонд местного прихода.

— Наверное, это тяжелая работа. — Эти слова лишь отчасти отражали мою мысль, но Чед, вероятно, угадал то, что я недосказала.

— Ты имеешь в виду — за небольшие деньги?

— Я… подумала это, вспомнив партии в вист у тети Мод, но ведь я не сказала этого вслух, так что не буду на этот раз извиняться.

Я увидела на его лице искреннее изумление.

— Мои выигрыши обычно превышают пять тысяч в год, — сказал он довольно небрежно. — Пока я не нашел более выгодного способа использовать свой небольшой талант.

— Пять тысяч? Но ведь это огромная сумма, Чед… О Боже, ты не должен был говорить мне, это не мое дело. Но… но почему Лайза работает в агентстве, если вы могли бы жить припеваючи и нанять еще десять человек штата на такой доход?

— Из этой суммы я удерживаю для себя только мизерную часть на наши повседневные расходы, — сказал он. — Остальное идет на покрытие долгов.

— Долгов?

Он надвинул шляпу на лоб, чтобы скрыть выражение глаз, и пришпорил лошадь. Я повернула вслед за ним лошадь и догнала его уже тогда, когда выражение лица его стало вновь бесстрастным.

— Долгов, — повторил он. — Когда мой отец стал банкротом и был обвинен по суду, мать проработала всю оставшуюся жизнь, чтобы выплатить долги кредиторам. За пятнадцать лет своей работы она едва ли отдала сотую их часть. Перед ее смертью я пообещал возвратить все долги.

Я коснулась его руки.

— Не говори об этом, если это тебя

так расстраивает, Чед. И прости меня, это я затронула эту тему.

— Нет, Кейси, нет. Здесь нет твоей вины, и, по правде говоря, я рад случаю объяснить тебе наши издержки и наш образ жизни. Я знаю, что Лайза не могла тебе многого рассказать обо мне, потому что полагает, что это мое дело, но я решил, что теперь самое время.

— Только если ты хочешь рассказывать об этом, Чед.

— Я хочу, хотя больше почти не о чем рассказывать. Я видел, как мать трудилась, будто рабыня, всю свою жизнь, пока не умерла, когда мне было шестнадцать. Перед смертью я дал ей два обещания: первое, что я никогда не оставлю попыток восстановить доброе имя отца; второе — что я буду выплачивать долги кредиторам. Мы с Лайзой переехали в Англию, и в последующие годы едва могли свести концы с концами. Но однажды у меня появилась возможность оставить на некоторое время Лайзу и вернуться в Гонконг и Шанхай.

— А Лайза жила одна? — спросила я.

— Да. Тогда, кажется, Сэм был в Новой Гвинее. Потом он приехал ко мне в Шанхай.

— А почему ты вернулся, Чед?

— Вернулся, чтобы выследить двух свидетелей, которые дали ложные показания против моего отца. Один из свидетелей умер. Другой исчез за границей, когда вышел на свободу.

— И этот другой был Дэниел. Он так никогда и не простил себе лжесвидетельства.

— Знаю. Знаю и о том, что его вынудили на лжесвидетельство угрозы тонга в отношении его матери: он все это описал в своем признании. Я провел в Гонконге и Шанхае год, и мне ничего не удалось. Перед отъездом в Англию я нанял агента-китайца в Гонконге для того, чтобы он проследил путь Ма Хо — Дэниела и выяснил его настоящее имя. Мне нужно было сделать это раньше. У моего агента был острый ум: он проследил путь матери Дэниела в Макао, а затем перечитал письма, приходившие с Ямайки каждый год. Он послал мне эту информацию. Вот так я оказался на Ямайке.

Мы взбирались по крутому склону холма Обсерватории.

— Итак, ты нашел Дэниела, он передал тебе свое признание — и это означало, что ты исполнил свое первое обещание. Я рада за тебя, Чед, но и боюсь одновременно. Когда мы встретились позже на бегах, Оливер сказал, что ты — опасный человек.

Он изумленно взглянул на меня.

— Думаю, он преувеличивал.

— Я не уверена. Ведь Джозеф вел себя при встрече с тобой так, будто ты был Барон Сэмеди, Король Мертвых.

— Ах да. Он еще делал знаки против зомби, я вспоминаю.

Когда мы взобрались на вершину, я спросила:

— Чед, когда тебе удастся выполнить твое второе обещание? Я имею в виду, выплатить долги?

— Это трудно сказать. Я выплачиваю пять процентов ежегодно — и на это идет почти половина моего дохода.

— Половина? Я ничего не понимаю.

— Это очень просто, Кейси. Я должен пятьдесят тысяч фунтов.

13

Я была потрясена услышанным, наши лошади послушно шли рядом. Сумма была слишком велика для моего воображения. Чед небрежно сказал: