Зловещий миттельшпиль

RedDetonator

Третья, четвёртая, пятая пуля — всё мимо. Стрелять не умею особо, в армии старались научить, но мои шестьдесят из ста считались приемлемым результатом. Но когда это было-то? Эх.

Шестой выстрел, больше благодаря удаче, поразил немецкого пулемётчика в левую ногу, он начал орать, но ползти не перестал. Семь, восемь — рядом, а девятая прошила вражескую поясницу. Вроде бы готов. Для надёжности даю ещё три выстрела, но уверенно промахиваюсь. Двести метров — это много для человека, которого учили стрелять на сто. Не должно быть особой разницы,

но я её прямо чувствую.

Переключаюсь на автоматчиков, но обо мне уже все узнали и поняли, поэтому в сторону моей крыши полетели пули. Ой-ой.

Хватаю рубероид, отползаю, затем альфа-перекат, затем ещё раз отползаю и снова альфа-перекат. Как глотнувший каплю энергетика таракан, преодолеваю метров пятьдесят на четырёх костях, после чего жду.

— Что происходит, Дим? — тихо спросила вжавшаяся в крышу Шув.

— Немцы происходят, — ответил я. — Лежи тихо, голову не поднимай.

Над крышей жужжали пули, но быстро перестали, потому что красноармейцы перешли в контратаку. Надо поддержать.

Выползаю на новом месте, ставлю рубероид и сразу вижу, как облицовка канта крыши взрывается облаком из керамической крошки и пыли. Да-да, я же один тут умный хожу, вундеркинд, остальные ведь тупые и поэтому подумали, что я ушёл совсем...

Но делать нечего, поэтому решительно целюсь в единственного немца, который занят исключительно мною. У него карабин 98к, продольно-скользящий затвор, он уже промахнулся, сейчас дёргает ручку затвора и досылает новый патрон в приёмник.

Открываю частый одиночный огонь, не обязательно попадать, достаточно подавить, заставить нервничать и мазать, а потом статистика скажет своё суровое и неотвратимое слово.

Всё мимо, но немчик проникся ситуацией и кристально чётко понял, что по нему лупят не из простого автомата. Хотя, будь у меня ППШ, давно бы закончили.

Пока я демонстрировал всему миру свою бездарность, немец успел заползти за остов какой-то Хонды, разобранной прямо на месте, чтобы не везти лишний металлолом. Скорее всего, искатели Коммуны постарались.

— Ха! — выдохнул я по итогу очередного выстрела.

Это не игра, нехорошо так радоваться удачному попаданию, но ничего не могу с собой поделать. Пуля угодила куда-то в область шеи высунувшегося немца, отчего на асфальт брызнула тугая струя тёмной крови.

Красноармейцы решительно жали, их поддерживал ДП, установленный на капот разбитого в хлам Мерса.

Немцы грамотно отступали, хотя изначально расклад был почти полностью в их пользу. Их было больше, автоматчиков у них было больше, а ещё гранатами их фюрер не обделил...

— Три неловких поворота и коза, м-хм, Федота, — произнёс я и открыл огонь по гренадеру.

Тот отчаянно бросал гранаты, стараясь погасить натиск, но дело его гиблое, а я ещё больше его усугубил. Когда ствол начал плевать трассерами, что свидетельствовало об исчерпании боезапаса, одна из пуль попала гренадеру в руку, после чего он уронил гранату и пополз прочь. Граната не взорвалась, то есть он

её не взвёл, и это очень жаль.

Вся «грамотность» из отступления немцев как-то внезапно испарилась, после чего они банально побежали, каждый спасая свою личную тушку.

Наши не стали медлить и бросились в погоню, расстреливая врагов в спину. Я перезарядил АК и поддержал это дело, но без особого успеха.

Пара-тройка сумела скрыться во дворах, но основную массу фашистов перебили.

— Эй, боец! — помахал мне рукой усатый дядька в форме с красными петлицами.

Значит, до 1943 года — это я прекрасно усвоил из общения с красноармейцами в Коммуне...

Машу ему в ответ.

— Чьих будешь?! — крикнул дядька.

— Папкиных и мамкиных! — отвечаю я ему. — А вы чьих будете?!

Красноармеец усмехается, после чего жестом руки зовёт к себе.

— Спускайся давай! — крикнул он мне. — Поговорить надобно!

— Вы только не стреляйте, а так обязательно поговорим! — отвечаю я. — И я не один, девушка со мной!

Встаю и разворачиваюсь к Шув. Та уже сидит и потрясённо смотрит на меня.

— Идём, — говорю я ей.

— Ты всерьёз? — удивлённо спрашивает она.

— А чего такого-то? — удивился уже я.

— Ну это же иномирные, сам знаешь... — невнятно произнесла она. — Непонятно, что от них ждать...

— Идём-идём, — пошёл я к двери на лестницу.

Пришлось применить силу, потому что дверь была заперта, но она оказалась неспособна остановить меня. Выбив замок, я сразу же столкнулся с оглушительной и ослепительной трупной вонью.

— Нам другую дверь, — поморщился я.

В итоге, спуск осуществляли через третью дверь, где воняло, но не так душераздирающе, как в предыдущих двух. Из квартир, скорее всего, несёт, причём не только мертвечиной, но и всякими скоропортящимися штуками. Гниющие холодильники — бич этого города...

Семнадцать этажей спустя, мы вышли из подъезда и сразу же увидели красноармейцев, дежурящих во дворе.

— Стаять! — скомандовал один из них. — Руки видеть чтоб! Стрелять на паражений от любой движений!

По физиономии видно, что уроженец Средней Азии. Шапка-ушанка, ватник, немецкие сапоги, ППШ-41 в руках. Стрижен по-армейски коротко, ёжик чёрных волос стоит параллельно ушанке, выбрит гладко, кожа смуглая, лицо слегка плосковатое, карие глаза посажены близко, смотрит ими очень недоверчиво и настороженно.

При нём ещё четверо красноармейцев, два азиата и два славянина. Эти тоже напряжены, ситуация нешуточная, поэтому я их понимаю.

— Стою-стою, — поднял я руки. — Не стреляй.

— Барышня тожи! — навёл автомат на Шув.

Его не особо смутило, что она лысая. Девушка не стала выпендриваться и подняла руки.

— Что за карнавал? — подошёл усатый дядька.

Теперь я вижу знаки воинского различия — три красных треугольника на петличках. Это, наверное... Честно сказать, не имею идей. Снимаю маску и максимально доброжелательно улыбаюсь.