Злой дух Ямбуя. Последний костер
Шрифт:
Время тянулось медленно. Мимо и мимо проплывали незнакомые берега. Глаза давно устали искать приметы близости людей. Уже не верилось, что будет конец этим пустырям.
– Сено, глядите-ка, сено! – возбужденно крикнул Рафаил Плоткин, один из моих спутников.
На зеленой береговой полоске лежала копна сена. Дальше по кромке леса стали попадаться пни, поленницы дров, и наконец мы увидели коров, самых настоящих, двурогих коров, и, конечно, обрадовались, хотя коровы не проявили к нам ни малейшего интереса. Обидно, что и говорить!
Неожиданно
Мы сошли на берег, и сразу же нас окружила толпа загорелых, немытых ребят. Засунув пальцы в рот, они с нескрываемым любопытством рассматривали нас лукаво искрящимися черными глазенками. Я протянул всем поочередно руку. Дети прятались друг за друга, дичились. Но стоило старшей девочке подойти ко мне, как все посмелели.
– Здравствуйте, – сказала она, безбоязненно беря мою руку. – Вы – комиссия?
– Какая комиссия? – поинтересовался я.
– Не знаю, так все говорят.
– Председатель дома?
– Айсан? Дома. Вон его изба, у обрыва. Хочешь, поведу? – охотно предложила она.
– Тебя как зовут? – спросил я смуглянку.
– Сакарды! – крикнул кто-то из толпы.
– Что это значит по-русски?
– Сахар любит, – подсказали сразу несколько голосов подступивших к нам ребят.
Девочка повернулась к ним и что-то сказала на своем языке; те разом притихли.
– А что ты хочешь сказать председателю? – продолжала допрашивать меня Сакарды.
– Скажу, чтобы он побольше тебе сахару выдавал.
Сразу послышался приглушенный смех ребят. Девочка отняла свою руку, обидевшись, сказала:
– Не надо мне его сахара, у нас свой есть.
Не угодив шуткой и желая вернуть расположение девочки, я сказал серьезно:
– Мы приехали к председателю, чтобы рассчитаться с колхозом за работу оленей.
– А, вы экспедиция! – блеснув улыбкой, сказала девочка.
– Да.
По толпе ребят прошел одобрительный шепоток.
Меня сразу подкупила Сакарды своей непринужденностью и детской откровенностью. Она подвижна и легка, как птица в полете. Ее дочерна темная кожа лоснилась. Глаза с ярким блеском смело глядели из-под густых ресниц. Черные волосы смазаны жиром и заплетены в косичку.
Мы с Плоткиным в сопровождении всей детской оравы поднялись на высокий берег. Изба председателя была новенькой, только что выстроенной, под тесовой крышей, тыльной стороной обращена к обрыву, а фасадом к маленькой площади, беспорядочно утыканной старыми летними чумами.
Сакарды подвела нас к высокому деревянному частоколу.
– Айсан, встречай, к вам люди пришли! – крикнула девочка, открывая калитку, и, пропустив нас вперед, исчезла.
На веранде, за столом с кипящим самоваром, в одиночество сидел мужчина
– Здравствуйте!.. Здравствуйте!.. Заходите, садитесь, гостям всегда рад. – И пододвинул к столу две табуретки. – Извините, что у меня такой раскордаш, жена уехала к своим в жилуху, а я, как видите, не справляюсь с домашним хозяйством, по уши утонул.
– Нам, кажется, повезло, к чаю угодили? – сказал Плоткин, присаживаясь к столу.
– С дороги чай неплохо. Как доехали?
– Спасибо, ничего.
Айсан достал из шкафчика чашки и стал разливать чай, не сводя с нас изучающих глаз.
Председатель был узкоплечий, небольшого роста, слегка оседал на левый бок, на хромую ногу. Лицо у него круглое. Нижняя челюсть слегка выдвинута. Давно не стриженные волосы лохмами лежали на голове. Одет он был неопрятно, на ногах обшарпанные кирзовые сапоги. Говорил вкрадчиво, словно стесняясь.
– Куда путь держите? – спросил он, ставя перед нами чашки. – Пока к вам, – ответил Плоткин.
Брови у председателя дрогнули, он неестественно улыбнулся, но ничего не спросил.
– Мы ведь с вами, Айсан, давно знакомы, только не виделись, – наконец-то решил я объясниться.
Он пристально глянул на меня, на Плоткина – и вдруг радостная мысль осенила его.
– Из экспедиции, что ли!
– Да.
Председатель с облегчением опустился на скамейку.
– Ревизию обещали из района, гляжу на вас и думаю, вроде бы не похожи на ревизоров, а другим тут делать нечего, живем мы на краю земли. За нами – ни души, гнус да болото.
– Ревизию по какому случаю? – спросил я.
– Кто его знает, – ответил он приглушенным голосом. – Сколько ни старайся, сколько ни делай людям добра, все им мало, так и норовят тебе напакостить!
– Это что, эвенки вас обижают?
– А то кто же!
– Вот уж не сказал бы, добрее не встречал людей.
– Это было когда-то, – энергично запротестовал председатель. – Теперь все грамотные. Пальца в рот не клади – враз откусят!
– Что-то вы путаете! Не знают они и малой доли людских пороков. Уж я-то насмотрелся на них за таежную жизнь.
– Кто его разберет. Может, это и не они кляузы в район пишут, а радист, – заколебался председатель и, не высказав своих мыслей, ушел в огород, принес пучок зеленого лука, несколько морковок.
На столе появился отварной картофель. Об этом мы могли только мечтать.
– Вы с устатка выпьете по маленькой? – И Айсан, не дожидаясь ответа, юркнул в избу, принес графин с водкой, рюмки.
У раскрытой калитки точно вырос из-под земли старик, длинный, худой, в эвенкийской поношенной одежонке, сшитой из самодельной лосины и загрубевшей от долгой носки. Он был крепок, в том возрасте, когда человек еще надеется на себя. Во всем его облике угадывался лесной кочевник.