Злой дух
Шрифт:
Перед кассой кино выстроилась длинная очередь, и ока стала в самый хвост. В зрительный зал — проскрипел усталый голос — будут пускать немного погодя. Миссис Миллер пошарила в кожаной сумочке и набрала ровно столько мелочи, сколько нужно на билет, без сдачи. Казалось, очередь еле ползет; миссис Миллер огляделась, ища, на чем бы остановить взгляд, и вдруг в глаза ей бросилась девочка — она стояла под навесом, у самого его края.
Никогда еще миссис Миллер не видела таких длинных, необыкновенных волос: совершенно белые, с серебристым отливом,
Непонятное волнение охватило миссис Миллер, и, когда девочка посмотрела в ее сторону, она тепло ей улыбнулась. Девочка подошла, спросила:
— Вы не сочтете за трудность мне помочь?
— Почему же, охотно, если смогу.
— О, это очень просто. Я хочу только, чтобы вы купили мне билет; иначе меня не пропустят. Деньги у меня есть — вот.
И грациозным движением она протянула миссис Миллер три монеты: две по десять центов, одну — в пять.
В кино они вошли вместе. Билетерша предложила им подождать в фойе: через двадцать минут картина кончится.
— Я чувствую себя форменной преступницей, — весело заговорила миссис Миллер, усаживаясь в кресло. — Ну, я в том смысле, что это же против правил, верно? Ой, я надеюсь, что не сделала ничего предосудительного. Ведь твоя мама знает, где ты, детка? Конечно же, знает, да?
Девочка ничего не ответила. Она расстегнула пальто, сняла его и аккуратно сложила у себя на коленях. Под пальто на ней было строгое темно-синее платье. С шеи свисала золотая цепочка, и она перебирала ее чуткими музыкальными пальцами. Повнимательней присмотревшись к девочке, миссис Миллер решила, что самое в ней примечательное — не волосы, а глаза: светло-карие, неподвижные, совершенно недетские, и огромные, чуть не во все ее маленькое лицо.
Миссис Миллер предложила ей мятную конфету.
— Как тебя зовут, детка?
— Мириэм, — ответила девочка таким тоном, будто бы это почему-то должно было быть известно миссис Миллер,
— Ой, до чего забавно, а? Меня тоже зовут Мириэм. И ведь имя не то чтобы очень распространенное. Нет, только не говори мне, что твоя фамилия — Миллер.
— Я просто Мириэм.
— Но это ужасно забавно, да?
— В известной степени, — ответила Мириэм, перекатывая во рту мятную конфету.
Миссис Миллер вспыхнула, неловко заерзала в кресле.
— У тебя очень большой запас слов для такой маленькой девочки.
— Вот как?
— Да, очень. — И миссис Миллер поспешила переменить тему: — Ты любишь кино?
— Право, затрудняюсь сказать, — ответила Мириэм. — Я еще не была ни разу.
Фойе понемногу заполняли зрительницы; из зала доносился отдаленный грохот бомбежки — шла кинохроника. Миссис Миллер поднялась, зажав сумочку под мышкой.
— Пожалуй, мне надо бежать, а то как бы не остаться без места, —
Мириэм едва кивнула в ответ.
Снег шел всю неделю. Люди и машины двигались по улице совершенно беззвучно; казалось, жизнь идет тайком. прячась за блеклой, но непроницаемою завесой. И в этом падающем безмолвии не было ни земли, ни неба, лишь взметаемый ветром снег, что покрывал изморозью витрины, выстуживал жилье, приглушал шумы города, мертвил его. Свет приходилось зажигать прямо с утра, и миссис Миллер потеряла счет дням: пятница слилась с субботой, и потому в магазин она отправилась в воскресенье, — закрыто, разумеется.
В тот вечер она довольствовалась яичницей и мисочкой томатного супа. Потом надела бумазейный халат, намазала лицо кремом и удобно устроилась в постели, положив к ногам грелку. Она читала «Нью-Йорк таймс», когда в дверь позвонили. Сперва, ей подумалось, что это ошибка и, кто бы там ни был за дверью, все равно он сейчас уйдет. Но звонок все звонил — сперва раз за разом, потом беспрерывно. Она посмотрела на часы: начало двенадцатого. Нет, это что-то невероятное, ведь в десять она всегда уже спит.
Миссис Миллер вылезла из постели, прошлепала босиком через гостиную.
— Иду, иду, потерпите, пожалуйста.
Замок заело, и пока она поворачивала его то в одну, то в другую сторону, звонок звонил, не умолкая ни на секунду.
— Прекратите! — выкрикнула миссис Миллер. Наконец замок поддался, и она чуть-чуть приоткрыла дверь. — Бога ради, в чем дело?
— Здравствуйте, это я, — сказала Мириэм.
— Ох… Нну-у, здравствуй, — ответила миссис Миллер и нерешительно вышла в холл. — Ты — та самая девочка…
— Я уж думала, вы никогда не откроете, но все равно держала палец на кнопке. Я знала, что вы дома. Вы мне не рады?
Миссис Миллер не нашлась, что ответить. На Мириэм было все то же бархатное пальто, но на сей раз еще и такой же берет; белые волосы разделены на две сверкающие косы и завязаны на концах огромными белыми бантами.
— Раз уж мне пришлось столько дожидаться, вы могли бы, по крайней мере, впустить меня, — сказала она.
— Но ведь уже страшно поздно.
Мириэм посмотрела на нее пустыми, непонимающими глазами.
— А какое это имеет значение? Дайте же мне войти. Здесь холодно, а я в шелковом платье.
Легким жестом она отстранила миссис Миллер и вошла в квартиру.
Она положила пальто и берет на кресло в гостиной. Платье на ней и в самом деле было шелковое. Белый шелк. Белый шелк — в феврале. Юбка красиво уложена в складку, рукава длинные, при каждом ее движении платье слегка шуршало.
— А мне у вас нравится, — объявила она, расхаживая по комнате. — Нравится ковер, синий цвет — мой любимый. — Потом потрогала одну из бумажных роз, стоявших в вазе на кофейном столике. — Искусственные, — тусклым голосом протянула она. — Как грустно. Все искусственное наводит грусть. Верно?