«Злой город»
Шрифт:
– Я Никола, взяла имя убитого родственника и косу отрезала, чтобы в дружину взяли.
– Неужели Евпатий не догадался?
– Нет, никто не понял. Мне Вятич помог…
Потом были еще долгие разговоры, Роман рассказывал, как погиб Евпатий Коловрат, как татары были вынуждены бить камнеметами горстку оставшихся в живых дружинников боярина, как один из пяти выживших примчался к Коломне страшно обмороженным, чтобы рассказать все и привезти копье Евпатия, как это копье все же нашло свою цель – убит
– Это Кюлькан.
– Кто?
– Это Кюлькан – младший сын Чингисхана.
Тут я сообразила, что для них и имя Чингисхана ни о чем не говорит, пришлось объяснять про Потрясателя Вселенной и его детей и внуков.
Рассказ так увлек Романа, что он не сообразил спросить, откуда я знаю про Кюлькана.
Пару дней дружине было решено дать на отдых, а потом предстояло решить, как быть дальше.
Глава 8
Меня вдруг невыносимо потянуло к Ворону. Понимала, что опасно, что могу заблудиться, не найти, все же мы бывали там только летом, а зимой все вокруг выглядит иначе, что могу попасть волкам на обед, наткнуться на рысь или вообще заблудиться навсегда, но пошла.
Улизнуть от Лушки, снова ходившей за мной хвостом, удалось с трудом. Боялась ли? Конечно, но шла почему-то уверенно, а ведь пробираться пришлось по пояс в снегу. Лес стоял совершенно незнакомый, тихий в безветрие, дятел долбил сосну где-то очень далеко, а слышно на всю округу. С большой еловой ветви вдруг ухнул пласт снега, видно, вспорхнула какая-то птица. Пошуршало – и снова тихо…
К собственному удивлению, поляну Ворона я нашла и уже на подходе поняла, что он там, потому что над верхушками деревьев поднимался легкий дымок, видно, волхв топил печь. Раздвинув те самые кусты, которые прятали поляну, я сразу увидела Ворона, явно ожидавшего меня.
– Здрав будь.
– И тебе здоровья. Проходи, гостьей будешь.
О, дожилась, волхв уже гостьей величает, а раньше и разговаривать не хотел. Я вспомнила, что Ворон может читать мысли, но думать все равно не перестала, настолько привыкла к присмотру Вятича, что не обращала внимания, в конце концов, я ничего плохого не думала.
Я остановилась посреди поляны, не зная, что делать и говорить. Зачем, собственно, пришла? А ни за чем, потянуло – и все тут.
– Иди, иди в избу, не мерзни, вся вон в снегу. Я тебя взваром напою.
Нет, Ворон разговаривал со мной явно иначе, чем летом, он не насмехался, был дружелюбен.
– Ты звал меня?
– Звал.
Значит, это был его зов. Ну что ж, посмотрим, что теперь скажет волхв Ворон.
Я старательно отряхнула снег с одежды и обуви и шагнула в избу, низко пригнувшись, чтобы не посадить шишку на лбу.
Внутри было почти темно, во всяком случае, после яркого зимнего дня глаза не сразу привыкли к полумраку, но когда привыкли, я усмехнулась – на лавке сидел Вятич. Дышалось в избе на редкость хорошо, как-то пряно и легко одновременно,
– Вятич, не мог сказать, что идешь сюда? Я бы с тобой пошла.
– Зачем?
– Но ведь зачем-то я пришла?
Сотник пожал плечами:
– Я не знаю.
А у меня вдруг внутри похолодело, да нет, даже не похолодело, а просто помертвело, мелькнула страшная мысль, что это не Вятич, а какая-нибудь его видимость! Еще мгновение – и я бы набросилась на волхва с кулаками, требуя, чтобы он вернул МОЕГО Вятича! Даже воздух в легкие начала набирать для вопля, но остановил голос Ворона:
– Это Вятич, не пугайся.
Сотник удивился:
– А она испугалась?
– Да, Насте показалось, что я тебя подменил какой-то видимостью. Вятич, а ведь еще чуть – и она меня за тебя растерзала бы.
Глаза Ворона смеялись. Вятич недоуменно переводил взгляд с отца на меня:
– Ты что?
Было непонятно, к кому он обращается, но ответила я:
– Действительно показалось, что это не ты.
– Пойдем на свет, чтобы сомневаться перестала.
– Ни к чему, – волхв поставил на стол большую свечу, стало светло. Излишне светло, даже большая свеча не могла дать столько света. Понятно, волховские штучки, но меня это не беспокоило, пусть себе развлекается.
Присела ближе к горячей печи, все же замерзла, пока пробиралась по снегу.
– Сними тулуп, накрой им ноги, спиной прижмись к печи и руки тоже прижми. Быстрее согреешься.
Вот теперь я узнавала своего Вятича, заботливого и толкового.
Ворон протягивал мне горячее питье:
– Пей.
Питье было вкусным, в меру горячим и отлично согревало. Ворон сел на лавку рядом с Вятичем, и я вдруг подумала, что они совсем не похожи, только глазами, но они здесь у всех голубые или синие, других мало.
– Настя, тебе пора…
– Куда?!
Ворон усмехнулся:
– Появившись на этой поляне впервые, ты просто требовала, чтобы я отправил тебя обратно.
– А сейчас не хочу! Я не игрушка, то сюда, то обратно.
Мысленно усмехнулась: начни еще качать права, напомни, что ты человек, упомяни про гуманное отношение, Страсбургский суд…
– Зачем тебе оставаться, здесь война, опасно, ты и так много сделала и испытала.
– Что сделала? Рязань пала, Евпатия убили, осталось только Козельску пасть и все.
– Настя, ты полгода здесь, хочешь завязнуть еще на полгода?
– Ух ты! Я уже полгода здесь? Даже не заметила, как пролетели.
– Понравилось? – Глаза у Вятича – как всегда – смеялись.
Ворон был более серьезен:
– Сейчас есть возможность вернуться, следующая будет нескоро.
– Ни фига, я еще Батыя не убила! Вот убью, тогда возвращайте!
Кажется, я переорала даже Любаву. Вятич смеялся:
– Видишь, с кем дело иметь приходится?
– Сам притащил, сам и мучайся!