Злой умысел
Шрифт:
Через пять минут она уже была одета. На сей раз в камеру ее отконвоировали двое мужчин. Минуло время обеда, а Грейс все еще была там в обществе других женщин. Две из них были освобождены под залог – им вменялись в вину распространение наркотиков и проституция, и их выкупил сутенер. Одна из двух других обвинялась в краже автомобиля, у другой обнаружено было много кокаина. Грейс была единственной, взятой под стражу за убийство, и товарки обходили ее стороной, будто нутром почуяв, что ей необходимо побыть одной.
Едва она успела проглотить полусъедобный пережаренный гамбургер, плавающий в лужице шпинатного пюре,
Доктор Йорк находилась уже там. Она была в джинсах, не переодевшись после изнурительного рабочего дня в больнице и долгого сидения в конторе. Со времени утренней беседы минуло уже целых двенадцать часов.
– Здравствуйте, – тихо произнесла Грейс. Приятно все же было увидеть знакомое лицо, хотя девушка и чувствовала исходящую от психиатра опасность.
– Как прошел день? Грейс слабо улыбнулась. Странный вопрос…
– Ты уже позвонила компаньону отца?
– Нет еще, – прошептала Грейс почти неслышно. – Я не знаю, что ему говорить… Ведь они с отцом были добрыми друзьями…
– Не думаешь, что именно поэтому он захочет тебе помочь?
– Я не знаю. – Хотя на самом деле Грейс была иного мнения.
Задавая следующий вопрос, Молли пристально смотрела на девушку.
– А у тебя самой есть друзья, Грейс? Ты к кому-нибудь можешь обратиться?
Задолго до того как Грейс раскрыла рот, Молли уже знала ответ. Если бы у нее были друзья, возможно, этого ужаса просто не произошло бы. Молли уже поняла, что Грейс отчаянно одинока. У нее не было никого. Никого, кроме родителей. А они сделали вполне достаточно, чтобы сломать ей жизнь, – уж отец-то по крайней мере наверняка. Во всяком случае, так предполагала Молли.
– А у родителей были близкие друзья?
– Нет, – подумав, ответила Грейс. Да у них и на самом деле не было близких друзей – они не могли никого чересчур близко допустить к своей мрачной тайне. – Отец был знаком со всеми в городе. А мама была стеснительна… – Она боялась, как бы кто-нибудь не узнал о том, что ее избивает муж. – Все любили моего папу, но по-настоящему близок он ни с кем не был.
Это само по себе уже настораживало Молли.
– Ну а ты? Хотя бы школьные подруги у тебя были? Грейс лишь отрицательно замотала головой.
– Почему?
– Не знаю. Думаю, у меня просто не было времени. Я всякий раз после уроков бежала домой, к маме. – Грейс старалась не смотреть на Молли.
– Неужели именно поэтому, Грейс? Или у тебя… есть какой-то секрет?
– Конечно же, нет!
Но Молли не отступала. Голос ее окреп и проник в самую душу Грейс:
– Отец изнасиловал тебя в ту ночь, разве не так?
Глаза Грейс расширились, она смотрела на Молли и лишь молилась, чтобы та не заметила, что она вся дрожит.
– Нет, конечно же, нет. – Но у нее перехватило дыхание, и она взмолилась, чтобы Бог послал ей приступ астмы. Этой женщине и без того слишком многое уже известно. – Как вы… как вы можете даже говорить такое.
Она старалась сделать вид, что шокирована, но видно было, что она до смерти напугана. А что, если она уже знает? Что тогда? Тогда вся отвратительная правда выплывет наружу, обо всем узнают… Даже теперь, когда родителей больше нет, Грейс чувствовала себя обязанной хранить
– У тебя все влагалище в кровоподтеках и разрывах, – спокойно говорила Молли. – Такого не происходит при обыкновенном совокуплении. Врач, который осматривал тебя утром, говорит, что тебя, похоже, изнасиловали шесть человек подряд. Или один, но очень жестокий. И он сильно поранил тебя. Ты ведь поэтому и застрелила его, да?
Грейс не отвечала.
– Это было впервые – ну, после похорон матери?
Молли пристально смотрела в глаза девочки. И глаза эти наполнились слезами, и горячие ручейки побежали по щекам, как ни старалась Грейс сдержаться.
– Я не… нет… он никогда бы не сделал такого… все любили папу…
Она убила его, и единственное, что теперь было в ее власти, – это защищать его репутацию. Чтобы никто не узнал, чем был он на самом деле.
– Отец любил тебя, Грейс? Или просто пользовался тобой?
– Конечно, он меня любил, – деревянным голосом произнесла Грейс, негодуя на себя за слезы.
– Он изнасиловал тебя той ночью, так ведь?
На сей раз Грейс ничего не сказала. Она даже ничего не отрицала.
– А часто он делал с тобой такое прежде? Ты должна рассказать мне. – Сейчас от ответа девочки зависит вся ее жизнь, но Молли не хотела говорить ей об этом.
– Нет, не должна. Я ничего не должна вам! Вы не сумеете этого доказать, – злобно вырвалось у Грейс.
– Почему ты защищаешь его? – Молли пришла в неистовство. – Ты что, не понимаешь, что происходит? Ты обвиняешься в убийстве! Тебя могут покарать по всей строгости закона – закона для взрослых! Предполагают даже, что у тебя был мотив. Ты должна сделать все возможное, чтобы спасти свою жизнь. Я не призываю тебя лгать, Грейс. Наоборот, прошу сказать правду. Если он изнасиловал тебя, ударил или унизил, тогда у тебя были бы смягчающие обстоятельства. Тогда происшедшее будет рассматриваться как непредумышленное убийство или как убийство в целях самозащиты. Это изменит все. Ты на самом деле предпочтешь провести в тюрьме следующие двадцать лет жизни, лишь бы не запятнать репутацию человека, который сделал с тобой такое? Грейс, подумай, ты должна внимательно меня выслушать… ты должна меня услышать!
Но Грейс знала лишь одно – мама никогда не простила бы ей этого! Ведь Эллен слепо любила мужа, она так в нем нуждалась! И она всю жизнь стремилась защитить его, доставить ему удовольствие, даже если для этого требовалось отдать ему на потребу тринадцатилетнюю дочь! Она желала заставить Джона любить ее любой ценой – хотя бы ценой собственной дочери.
– Я не могу ничего вам сказать, – безжизненно ответила Грейс.
– Почему? Он мертв. Ты не причинишь ему зла, рассказав правду. А вот себе можешь очень сильно навредить, если промолчишь. Подумай об этом! Преданность мертвому – пустой звук. Особенно после всего того, что он… Грейс! – Молли через стол коснулась руки девушки. Она должна, должна заставить ее понять все до конца, должна извлечь ее на свет Божий из тесной раковинки моллюска. – Я хочу, чтобы нынче же вечером ты хорошенько обо всем подумала. А я вернусь завтра. И что бы я ни услышала от тебя, обещаю: ни единая душа об этом не узнает. Но взамен мне нужна твоя абсолютная честность. Ты обещаешь мне подумать над тем, что я сказала?