Злой умысел

Стил Даниэла

А вечером Молли пришла навестить ее в камеру – Грейс должны были перевезти в Исправительный центр, в Дуайт, лишь утром. Она мало что могла сказать девушке – умоляла лишь не терять надежды. Для нее начнется новая жизнь. Нужно только держаться. Дэвид тоже навестил Грейс – он был вне себя от гнева и казнил себя за то, что так подвел ее. Но Грейс ни в чем его не винила. Он пообещал ей подать апелляцию, успел даже позвонить Фрэнку Уиллсу, и тот принял весьма экстравагантное решение. Уступая настойчивому давлению Дэвида, Уилле согласился перевести на имя Грейс пять тысяч долларов из денег ее

отца – в обмен на ее обещание никогда более не возвращаться в Ватсеку, никогда к нему в дальнейшем не обращаться и не претендовать на то, что он получает по завещанию от Джона Адамса. Он собирался в ближайшее время переехать в бывший дом своего компаньона – через каких-нибудь пару недель. Правда, он попросил Дэвида не рассказывать об этом Грейс. Он не желал неприятностей и хлопот, хотя и собирался присвоить все имущество семейства Адамс, а также дом со всей обстановкой. Он уже выбросил почти все вещи Грейс и теперь предлагал ей отступного в размере пяти тысяч баксов. Он хотел, чтобы она сгинула навеки, чтобы никогда больше не доставляла ему хлопот. Дэвид согласился на условия этого ублюдка – ради девушки. Он знал, что в один прекрасный день, когда она будет свободна, сможет использовать эти деньги с умом. Теперь это было все ее состояние.

Молли изо всех сил старалась поддержать Грейс в тот вечер.

– Ты не можешь, не должна сдаваться, Грейс! Ты не имеешь права! Ты уже многого добилась. Теперь тебе предстоит идти до конца. Два года – вовсе не вечность. Когда ты выйдешь, тебе будет всего двадцать лет. Как раз подходящий возраст, чтобы начать новую жизнь, чтобы обо всем позабыть…

Дэвид твердил ей о том же. Что надо быть сильной, все перенести… Но все они знали, что это будет нелегко.

Она должна быть сильной. У нее просто нет выбора. Но она так долго старалась быть сильной, что временами ей казалось, что лучше было бы умереть. Лежать в могиле было бы куда легче, чем пережить все то, что выпало на ее долю. А теперь еще тюрьма… Надо было бы ей застрелиться самой, а не убивать отца. Насколько это было бы легче. Так она и сказала Молли тем вечером.

– Что, черт побери, это значит? – взорвалась Молли. Она нервно зашагала по комнате, сверкая глазами. – Ты что, собираешься лечь, сложить на груди лапки и умереть? Да, тебе дали два года. Но это ничто в сравнении со всей жизнью! Могло ведь быть куда страшнее, поверь! Все! Теперь ты знаешь, сколько времени продлится твое испытание, знаешь, когда оно закончится! А с твоим отцом ты никогда не знала этого!

– А как… как все это будет? – с ужасом спрашивала Грейс, не утирая катившихся по щекам слез.

Молли все бы отдала, чтобы помочь ей, но что она могла еще для нее сделать? В ее силах было лишь предложить девушке любовь, поддержку, дружбу. Они с Дэвидом за все это время по-настоящему привязались к Грейс, часами обсуждали ее проблемы, в один голос кляли на чем свет стоит несправедливость судьбы. А теперь ей предстоит еще одно испытание. И ей необходимо быть очень, очень сильной. Молли обнимала ее, плачущую, и молила Бога ниспослать ей силы. Молли трепетала от одной мысли, что девочке предстоит пережить немало трудных минут.

– Ты будешь навещать меня? – слабым голосом спрашивала

Грейс, приникая к плечу Молли. Имя Грейс последнее время не сходило с языка доктора Йорк. Даже Ричард устал слушать эту жуткую и грустную повесть, а уж о подругах и коллегах Молли говорить нечего. Подобно Дэвиду, она просто помешалась на этой бедняжке, и никто, кроме него, не мог вполне понять ее чувств. Но творимая над ней несправедливость, как и тяготы, поджидавшие ее в тюрьме, неотступно терзали Дэвида и Молли. Они чувствовали себя так, словно были ее родителями.

Расставаясь с девушкой, Молли расплакалась. Она обещала приехать в выходные. Дэвид собирался взять отгул, чтобы тоже навестить ее, обсудить апелляцию и сделать все возможное, чтобы в тюрьме у нее была сносная жизнь. Это было вовсе не райское местечко. И как ни бились, что ни делали они с Молли, как ни переживали за девочку, все оказалось напрасно. А ведь они сделали все, что могли, исчерпали все возможности, но этого оказалось недостаточно для ее спасения, для ее оправдания. Слишком многое было против нее…

– Спасибо за все, – тихо сказала она Дэвиду на следующее утро, когда он пришел проститься с ней. – Вы сделали все, что было в ваших силах. Спасибо, – прошептала она и поцеловала его в щеку, а он обнял ее, желая всем сердцем, чтобы она выстояла, чтобы перенесла все, что ждет ее в последующие два года. Он знал, что она сумеет. В ней так много скрытых сил! Именно эти силы помогли ей сохранить рассудок в родительском доме – доме из фильма ужасов.

– Жаль, что нам так и не удалось… – вздохнул он.

По крайней мере это хоть не самое худшее. Если бы ей вынесли смертный приговор, он не пережил бы этого. Глядя на девушку, Дэвид вдруг кое-что понял, хотя прежде он и думать себе об этом не позволял. Будь она постарше, он полюбил бы ее. Она – женщина именно его типа. В ней дремлют скрытые силы, его влечет красота ее души, его тянет к ней словно магнитом. Но зная, что ей пришлось пережить и как она еще юна, он не позволял чувству разгореться и запретил себе думать о ней иначе, нежели как о младшей сестренке.

– Не волнуйся, Дэвид. Все будет хорошо, – спокойно улыбнувшись, ответила она, желая подбодрить его. Она чувствовала, что часть ее существа давно уже мертва, а то, что осталось, будет терпеливо ждать смерти в назначенный Богом час. А умереть ей будет легко – ведь ей нечего терять, незачем жить. Вот разве что где-то в глубине души гнездится чувство, что она должна выжить ради Дэвида, ради Молли. Они так много для нее сделали, они – первые люди, по-настоящему вошедшие в ее жизнь. Она не может их подвести. Нет, она не имеет права умирать – ради них ей надо выжить.

Прежде чем ее увели, она нежно коснулась его руки. Подняв на нее взгляд, Дэвид вдруг подумал, что она в это мгновение до странности напоминает святую. Она смирилась со своей участью, покорилась судьбе. И держится не по годам достойно, и даже в наручниках поразительно красива. Уже в дверях она обернулась и помахала ему, а он еще долго глядел ей вслед затуманенными от слез глазами, которые побежали по щекам сразу же, как только она скрылась.

Глава 4