Злой волк
Шрифт:
– Проходите. – Его рукопожатие было крепким, а взгляд прямым. – К сожалению, не могу пригласить вас в гостиную: у меня здесь только временное убежище.
Боденштайн и Пия последовали за ним в маленькую, скудно обставленную мебелью комнатку. Кушетка, шкаф и маленький письменный стол. На стене – узкое зеркало, за дверью складная гладильная доска и сушилка для белья.
– Как давно вы здесь живете? – поинтересовалась Пия.
– Уже пару недель, – ответил Винценц Корнбихлер.
– А почему? Ведь у вас с вашей женой есть красивый дом.
Корнбихлер скорчил
– Жена мне надоела, – сказал он, недолго думая, но в его голосе слышалась горькая нотка. – Она привыкла каждые два года менять мужчин. Из-за какого-то пустяка она выставила меня за дверь и заблокировала все счета. И это после шести лет совместной жизни, когда я все делал для нее.
– Что это был за пустяк? – спросила Пия.
– Ах, сущая ерунда, так, небольшая любовная интрижка, но она раздула из этого целую драму, – ответил он уклончиво и посмотрел мимо нее в зеркало. Кажется, мужчине понравилось то, что он там увидел, потому что он довольно улыбнулся.
Он не стал больше распространяться о причине своего изгнания из рая, зато пожаловался на несправедливое обращение, которого удостоился, и, похоже, не замечал, какое подозрение навлекал на себя каждым своим словом.
– Судя по вашему рассказу, вы сильно рассержены, – констатировала Пия.
– Конечно, я зол, – согласился Винценц Корнбихлер. – Из-за нее мне пришлось оставить свою фирму. А теперь я прозябаю здесь без квартиры, без денег, безо всего! А она не берет трубку, когда я ей звоню.
– Где были вчера ночью? – спросил Боденштайн.
– Вчера ночью? – Корнбихлер удивленно посмотрел на него. – Когда?
– Между двадцатью тремя и тремя часами ночи.
Муж Ханны Херцманн задумчиво наморщил лоб.
– Я был в бистро в Бад-Зодене, – сказал он после коротких раздумий. – Примерно с половины одиннадцатого.
– До которого часа?
– Я точно не знаю. До половины первого, может быть, до часу. Почему вас это интересует?
– Есть свидетели, которые могли бы подтвердить, что вы там были?
– Да, конечно. Я был там с парой приятелей. И официант наверняка тоже меня запомнил. Что-нибудь случилось?
Пия бросила на него проницательный взгляд. Его простодушие казалось искренним, но, может быть, он просто был хорошим актером. Возможно, он действительно не знал, что случилось и почему они хотели с ним поговорить.
– Какая у вас машина? – спросила Пия.
– «Порше». 911, S4, кабриолет, – Винценц Корнбихлер безрадостно усмехнулся. – Пока она его у меня тоже не отберет.
– А где вы были до того, как поехали в Бад-Зоден? – Боденштайн задал именно тот вопрос, который собралась задать и Пия. Она весело подумала, что они с Боденштайном походили на старую супружескую пару. И это было неудивительно после сотен совместных допросов и бесед.
Вопрос оказался заметно неприятным для Корнбихлера.
– Я ездил на машине здесь, в округе, – уклонился он от ответа. – Это
– На вашу жену вчера напали и изнасиловали, – сказала Пия. – Сегодня утром ее обнаружили без сознания, с тяжелыми телесными повреждениями в багажнике собственного автомобиля. И сосед вашей жены только что нам рассказал, что видел вас вчера у ее дома.
Маркус Мария Фрей, сменивший шикарный костюм на джинсы и школьную футболку, стоял с двумя другими отцами у газового гриля. Он всю неделю радовался предстоящему школьному празднику. Несмотря на плотный график, он всегда находил время для своих детей. Он был председателем школьного родительского комитета и принимал активное участие в организации праздника. Все доходы от продажи еды и напитков, а также все пожертвования должны были пойти на строительство новой школьной библиотеки. Очередь перед грилем не кончалась. Вряд ли они будут успевать укладывать на гриль продукты с той же быстротой, с какой их разбирают после приготовления. Жители Кёнигштайна были великодушны и щедры на пожертвования, когда речь шла о благотворительности, и школьный родительский комитет решил округлить собранную сумму.
Погода благоприятствовала, настроение было веселым и радостным.
Фрей оставался у гриля, пока его не сменили, после этого он принял участие в соревнованиях на спортивной площадке в качестве судьи и помощника. Бег в мешках, гонки в тачках, ловля яблок, перетягивание каната. Дети и родители получали огромное удовольствие, а Маркусу Марии Фрею было столь же приятно за всем этим наблюдать. Как были увлечены и как старались дети! Раскрасневшиеся щеки, горящие глаза, радостный смех – что могло быть прекраснее? Они столпились вокруг него, когда началось чествование победителей, но и для проигравших он подготовил утешительные призы и подбадривающие слова. Дети придавали жизни смысл.
Вторая половина дня пролетела в одно мгновение. Здесь надо было то высушить слезы разочарования, то наклеить пластырь на разбитую коленку или унять ссору.
– Если вам когда-нибудь станет скучно в прокуратуре, то милости просим в любое время к нам в «Киту», – сказал кто-то позади него. Фрей обернулся и увидел улыбающееся лицо фрау Ширрмахер, руководительницы городского детского сада.
– Добрый день, фрау Ширрмахер, – он тоже улыбнулся.
– Спасибо! – прощебетала малышка, которой он как раз переплел косу, и убежала.
– Дети липнут к вам, как репей.
– Это правда. – Он посмотрел вслед девочке, которая с восторгом опять бросилась в толпу ребят, прыгающих на батуте. – Просто мне это приносит радость, к тому же это настоящая разрядка.
– Я еще раз хотела спросить вас насчет шефства над нашим театральным проектом, – продолжала фрау Ширрмахер. – Я написала вам по этому поводу мейл, возможно, вы помните.
Фрей очень ценил инициативного воспитателя. Она с большой фантазией и немалым воодушевлением занималась с доверенными ей детьми, которые частично принадлежали к неблагополучным семьям, и ей постоянно приходилось бороться с сокращением бюджета скудной кассы общины.