Злыднев Мир. Дилогия
Шрифт:
Да и не было у него, строго говоря господ, поскольку вассальной клятвы он никому не давал, а значит и ничьим холопом не был. Просто жил себе помаленьку. Земли не у кого не просил, защиты тоже, а значит был в своем представлении вольной птицей. Так что все свои господские претензии, кое-кто мог засунуть себе кое-куда и валить по известному адресу. – Так думал Седой.
А вот мальчишки думали совсем иначе. И молчание Седого только подливало масло в огонь их праведного гнева. В результате чего на спину и голову нашего героя, обрушились две карающие плети.
Обрушиться то они обрушились,
А спустя мгновение, небольшой засапожный нож, как будто сам прыгнул в ладонь Седого. И словно бы оттолкнувшись от нее, переместился в горло второго пацана.
Все это продолжалось считанные мгновения. Только-только несчастные дети были живы…, и хоп, – два трупа.
Наш герой, даже и подумать ни о чем не успел, – его руки подумали за него, и только потом, остыв немного, он сообразил, что же сотворил.
И что же сделал наш Седой осознав что убил двух мальчишек? Пал ли он на колени пред их хладными трупами, обливаясь слезами? Возопил ли он в ужасе от содеянного, и проклял ли тот день, когда впервые в жизни начал постигать науку человекоубийства? ( ……………………………………………………………………… это я так изображал зловещую паузу).
Успокойся, мой дорогой и возможно единственный читатель. В моей книге, подобной достоевщине места нет. У нас все типа по взрослому, по-пацански. У нас ежели кого замочили, значит так и надо, и нечего об этом переживать.
…Ну куда, зачем, а главное НА КОГО, поперли эти сопляки? Ведь это же НАШ ГЕРОЙ. Самый главный в этой книге. Он велик и прекрасен! Практически не убиваем, мудр, силен, красив и ловок, почти как сам Аффтырь.
И чтоб такой красавец, валялся в грязи перед парой дохлых тушек? Чтоб растрачивал свои драгоценные слезы и прочие высокие порывы геройской души, на возомнивших о себе барчуках? – Нет. Никогда такого не будет. (По крайней мере в нашем повествовании). Поэтому оставим лирику и розовые сопли писательницам женских романов, и продолжим наше чисто мужское, крутое и жесткое чтиво).
Так о чем же все-таки думал Седой, разглядывая лежащие в грязи трупы? Да практически не о чем. Просто прокручивал в голове произошедшие события. Удивлялся как ловко и быстро расправился с врагами, и чувствовал от этого, если не радость, то…
Вот те раз! Не так-то просто объяснить, что же чувствовал Седой в данной ситуации.
Злобной радости от произошедших убийств, он не испытывал. Горя и раскаяния, – тоже. Скорее всего то что он чувствовал в данный, можно описать словом «комфорт».
Откуда «комфорт»? – Седой будто бы влез в привычную для себя шкуру. В ту одёжку в которой ходил многие годы. Обрел себя. Вернулся в родную стихию.
То как он жил раньше, это не его. Не достояно его! Он должен уйти…, куда-нибудь, и делать…, что-нибудь. Но главное делать, а не прозябать разбрасывая навоз в какой-то заброшенной деревне. Вот только куда?
Знания о мире у нашего героя были весьма ограничены. Он даже не знал что делается за ближайшем лесом. Но он сейчас, об этом и не задумывался.
Выглядел этот персонаж как крепкого вида мужик, лет сорока – пятидесяти. Чем-то напоминал он старый могучий дуб, который простоял на земле уже тысячу лет и готовый простоять еще два раза по столько же. Выдубленная солнцем дождем и вольным воздухом кожа, казалась прочной и шершавой как кора, а узловатые от проступающих даже сквозь одежду мышц, руки и ноги, напоминали ветви и корни. Только в отличии от дерева, – плотный и грузный с виду мужик, двигался тем не менее легко и пружинисто.
И вот этой легкой и пружинистой походкой, он быстро преодолел расстояние, от рокового поворота, до места преступления. И выражение беспокойства, которое появилось на его лице, после того как он разглядел пустые седла на лошадях, усиливалось с каждым шагом.
Наконец он добежал до Седого, и бросив один единственный взгляд на лежащие тела, сразу понял все. И это понимание, отнюдь не разгладило морщин на его лице, а напротив, перекосило последнее в болезненной гримасе.
– За что ты их? – спросил он, с тоской глядя на Седого.
– Борзели много. – Спокойно и равнодушно ответил тот, с интересом разглядывая подошедшего.
– Ты хоть понимаешь кого ты убил?
– Да мне плевать, борзеть не надо было.
– Нет дурак, – ты не понимаешь, кого ты убил! Думаешь, только этих мальчишек? Нет! Ты и меня убил, и мою семью, и жителей этой деревеньки…, не говоря уж о самом себе!
– Не слишком ли круто берешь?
– Круто? Да ты нашего барона не знаешь. Он за своего единственного сына, полмира кровью зальет.
– Баронский сынок значит. Гм, – понятно откуда столько наглости. А второй кто?
– Сын начальника стражи, – тоже живодер тот еще.
– А ты при них значит, навроде няньки?
– Навроде. Жить-то надо как-то. Вот и нанялся, – приглядывать.
– Что ж не углядел?
– Так они с папиной охоты удрали, чтоб значит в окрестных деревеньках на девок поохотиться. Я за ними. Нашел, думал назад отвезти. А они удрали и коня моего увели…, козлы малолетние.
– Это плохо! Что делать дальше будешь?
– А что же тут делать-то остается. Вернусь к барону на расправу. Может, если твою голову принесу, он хоть детей и жену пощадит.
– Может и пощадит, – с сомнением сказал Седой, – только я ведь просто так с ней, в смысле с головой, не расстанусь…..
– Да уж понятно, что не расстанешься. Рубить придется. – Ответил мужик, кладя руку на меч, и делая первый шаг к Седому.
Простой такой шаг. Но опытному глазу Седого, этот шаг сразу дал понять с каким противником придется иметь дело на этот раз. Этот старый вояка, стоил сотни сопляков, вроде тех, за которыми подрядился присматривать. Свой меч он носил не для выпендрежа, а как орудие труда, которым зарабатывал себе на жизнь. И естественно, – умел им пользоваться. И не только им, в руках подобного опытного вояки, все превращалось в оружие, да и сами руки были оружием. Седой это прекрасно понимал, потому что чувствовал себя таким же.