Злые чары Синей Луны
Шрифт:
Внезапно серебряный доспех пропал, и герой упал навзничь, дрожа и задыхаясь. Калли метнулась к нему и встала рядом на колени, подняв меч. Она была готова защищать Вивиана. Ламент бесстрастно разглядывал поверженного.
— Господь — моя броня, сын чародея.
— Ты ее не получишь, — прохрипел сэр Вивиан, неловко поднимаясь с помощью Калли. — Пока есть дыхание в моем теле, я вызываю тебя во имя королевы.
— Вы вдохновляете храбрых защитников, ваше величество, — обратился Ламент к Фелиции. — Но я здесь не для того, чтобы судить
Вивиан озадаченно посмотрел на него, но решимости не утратил.
— Поклянись, что не желаешь зла королеве.
— Разумеется, не желает, — подала голос дочь герцога Арлика.
— Я пришел не за ней и не за тобой, сын чародея, — успокоил Ламент. — Я хочу просто поговорить с королевой. Наедине.
Чанс потрясенно уставился на него.
— Вы должны понимать, что это невозможно…
— Оставьте нас, — велела королева.
— Вы не можете доверять ему, ваше величество, — уперся сэр Вивиан. — Пешеход служит только своему Богу.
— Он никогда не причинит мне зла, — сказала королева Фелиция. — Идите. Оставьте нас. Нам нужно многое обсудить.
Чанс, Калли и сэр Вивиан переглянулись, дружно пожали плечами, поклонились трону и вышли из зала. Главнокомандующий опирался на руку Калли. А королева и Пешеход долгое мгновение смотрели друг на друга. Затем королева встала и спустилась по ступенькам к подножию трона. Он встала вровень с Джерико Ламентом, и оба улыбнулись.
— Не всегда тебя звали Ламентом, — заметила Фелиция.
— Таково теперь мое имя, — ответил тот. — Отныне и навеки. Таков уговор.
— Осталось ли что-нибудь от того человека, которого я помню?
— Разумеется. Я стал больше, чем был, а не меньше. Я никогда не смог бы забыть тебя, Флисс.
— Тогда давай немного пройдемся, — предложила королева. — Поболтаем о старых временах, когда мы были молодыми и глупыми и еще не разучились надеяться.
Они гуляли по большому залу, близко, как друзья, но не касаясь друг друга. Фелиция вынула портсигар и мундштук из кармана, спрятанного в рукаве, и прикурила. Ламент покачал головой.
— Ты же знаешь, что тебе это вредно.
— Все, что мне нравится, вредно, — беспечно откликнулась Фелиция. — Но я пока еще не померла. А у тебя такой вид, будто ты два дня не ел. Ты хорошо питаешься?
— Я ем и пью, только когда вспоминаю об этом, — ответил Ламент. — И я уже много лет не сплю. Когда я посвятил себя Богу, он избавил меня от всех физических слабостей. Я больше не могу умереть.
— А я всегда отличалась обилием слабостей, — похвасталась Фелиция. — В этом мне нет равных.
— Знаю, — отозвался Гнев Божий. — Я помню.
Фелиция взглянула на него с нежностью.
— Много ли ты помнишь, Джерико?
— Я помню, что никогда не был счастливее, чем с тобой. Или несчастнее. Наверное, это любовь.
Некоторое время они молча ступали рядом. Думали, вспоминали.
— Столько всего изменилось, — проговорила Фелиция. — Когда мы были моложе, Лесное королевство считалось
— Такова моя миссия. Все вы в огромной опасности. Флисс, как давно ты поняла, что Пешеход — это я?
— Некоторое время назад, — призналась Фелиция. По-прежнему глядя прямо перед собой, она взяла его под руку. — Я располагаю множеством агентов, разбросанных по всей Лесной стране. Они докладывают мне о подобных вещах. Ты заработал изрядную репутацию. Кое-что из слышанного мной… — Она глянула на него почти обвиняюще. — Человек, которого я знала, никогда не был столь суров, столь категоричен. Ты убил множество людей, Ламент. Большинство из них заслуживали смерти, судя по тому, что о них рассказывают, но…
— Бог и мир меняют всех нас, — ответил Ламент. — Я стал тем, кем пришлось, чтобы делать то, что должен. Ты никогда не пыталась связаться со мной…
— Я не хотела встречаться с Пешеходом. Мне доставляли большую радость воспоминания о том, кем ты был раньше. О человеке, которого я любила.
Они остановились перед открытым окном, созерцая раскинувшийся перед ними мирный пейзаж. В пустом зале было очень тихо.
— Калли по-прежнему с тобой, — нарушил молчание Ламент. — Она мне всегда нравилась. Хотя в былые времена она пугала меня до колик. Никому не давала спуску, даже твоему отцу. Тебе здесь что-то угрожает?
Фелиция хохотнула:
— Всего-навсего каждый проклятый день, милый. У меня теперь столько врагов, что им приходится строить мне козни по очереди.
— Хочешь, я с ними что-нибудь сделаю? — учтиво предложил Ламент.
— А ты можешь? — удивилась Фелиция. — Разве тебе позволено вмешиваться в мирские дела?
— Нет, — ответил Ламент. — Но они-то этого не знают. Одного пристального взгляда с моей стороны хватит, чтобы большинство из них попритихло. Грех есть грех, и все политики в чем-то да виноваты. Одно сознание того, что ты находишься под моей защитой, отпугнет всех, кроме самых остервенелых. И я убью любого, кто попытается причинить тебе вред, Флисс. Клянусь сердцем.
Они возобновили прогулку в молчании. Им предстояло очень многое прояснить, но они не торопились.
— Мы были счастливы при дворе моего отца, — проговорила, наконец, Фелиция. — В те долгие летние дни, которые, казалось, будут продолжаться вечно. Ты носил другое имя, а я была просто очередной принцессой. Ты так изменился! Раньше ты всегда был такой веселый… Всегда готов устроить вечеринку или переодеться к маскараду, всегда рядом, когда мне хотелось потанцевать или поохотиться.
— Я был счастлив, — признал Ламент. — А иногда — только притворялся, что счастлив. Занимал себя чем угодно, потому что это отвлекало меня от тревожных мыслей. В то время я этого не понимал, но уже тогда я искал то, чему мог бы посвятить жизнь. Я думал, что нашел свою цель в тебе, но ошибался.