Злые игры. Книга 2
Шрифт:
— Не видел смысла.
— Господи, Макс! Ну и как она выглядит?
— Я же тебе сказал. Явно очень порочная, очень хорошенькая. И очень сексуальная.
— Извините меня, — проговорил Кендрик и довольно поспешно вышел из комнаты.
— Какой же ты бесчувственный, Макс, — упрекнула Георгина. — Ты только подумай, что он должен испытывать по отношению к Энджи. Отец бросил ради нее его мать, все это жутко расстраивает его.
— И меня тоже, — заявила Мелисса.
— Тебя ничего расстроить не может, — произнес Макс, похлопывая ее по миниатюрной заднице. — Ты у
— Ничего подобного. Но так или иначе, а я хочу с ней познакомиться. И взглянуть на малышей. Что ты думаешь?
— Я думаю, что нам надо поехать всем вместе, — ответил Макс. — Так тебе будет намного легче.
Георгина потрясенно уставилась на него. Максу было совершенно несвойственно проявлять хоть малейшую заботу о чьих бы то ни было чувствах.
Георгине Энджи не понравилась сразу же. Она сидела на больничной кровати, вся окруженная цветами — повсюду в палате стояли вазы, корзины, — и выглядела так, будто не только что родила, а скорее, собралась на коктейль. Волосы были уложены явно профессионально, причем совсем недавно, если не только что, лицо тщательно накрашено. Ночная рубашка из белого атласа, в стиле тридцатых годов, сильно открывала ее очень крупные и очень загорелые груди; а рядом с кроватью стояли вовсе не колыбельки с малышами, а ведерко со льдом, в котором лежала бутылка шампанского. Она улыбнулась, когда все они вошли в палату, но ничего не сказала. Малыш, сидевший на кровати, встал им навстречу, энергично потряс руки Кендрику и Максу, а потом обнял Мелиссу и Георгину.
— Страшно рад всех вас видеть. Ну вот, у нас в семье событие. — («Если он и понимает, сколько иронии скрыто в его словах, — подумала Георгина, — то явно ничем не обнаруживает этого».) — У тебя теперь два новых брата, Мелисса. И у тебя, Кендрик, тоже. Но прежде чем вы увидите ребят… — он говорил так, словно эти ребята были игроками бейсбольной команды, готовыми вот-вот выпрыгнуть на поле, — я хочу, чтобы вы познакомились с Энджи. С Максом ты ведь уже знакома, дорогая, правда?
— О да, — ответила Энджи. — Привет, Макс. Рада видеть тебя снова.
— Поздравляю, тетя Анджела, — очень серьезно проговорил Макс, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, и вручая ей большущий букет цветов, который все они купили в складчину. Георгине не видно было в этот момент его лица, но в голосе его послышались какие-то непривычные ей нотки: что-то очень взрослое и свидетельствующее о немалом уже жизненном опыте.
— А это Кендрик, — продолжал Малыш, улыбаясь гордо и снисходительно, — а вот это Мелисса. А вот это Георгина, Энджи, вторая дочка Вирджинии. Не знаю, приходилось тебе ее раньше видеть или нет.
— Да, приходилось. — Энджи улыбнулась Георгине. Голос у нее был очень приятный, глубокий, с легкой хрипотцой и с каким-то мягким акцентом, определить происхождение которого было невозможно. — Здравствуй, Георгина. Но она-то меня, конечно, не помнит. Ей тогда было, наверное, что-нибудь около полутора лет. Очень рада снова тебя увидеть. И какие чудные цветы! Спасибо вам всем большое.
По сравнению с великолепием некоторых других подношений
— Значит, вы и есть тот самый старший брат. Привет, Кендрик. Мелисса, здравствуй, очень рада с тобой познакомиться. Не думала, что ты уже такая большая.
Лучше польстить Мелиссе она бы не смогла при всем своем желании: та от этих слов расплылась в радостной улыбке и с восторгом уставилась на Энджи.
— Ну, знаете, мне ведь все-таки уже четырнадцать. А как нам вас звать? Тетя Анджела или как?
— Ну уж нет! — рассмеялась Энджи. — Мне совершенно не хочется быть тетей в такой приятной и взрослой компании. Нет, вы должны звать меня просто Энджи. Правда, дорогой?
Она протянула Малышу руку, которую тот схватил и поцеловал. Кендрик уставился вниз, в пол, и покраснел. Мелисса обводила всех сияющим взором.
— А можно нам посмотреть малышей? Я просто жду не дождусь. Когда они родились?
— Вчера, в пять часов утра, — ответила Энджи, нажимая на расположенную рядом с кроватью кнопку звонка. — С интервалом в десять минут. Очень ранние оказались пташечки, правда, Малыш? Твой отец надеялся спокойно поспать, Мелисса, пока я буду трудиться, но я ему не позволила. И он был тут, от начала и до самого конца, и все время держал меня за руку. И не кричал, не упал в обморок, ничего с ним не случилось. Очень мужественно держался, правда, дорогой?
«Бедняга Кендрик», — подумала Георгина. Он выглядел так, словно его вот-вот стошнит или же он сам упадет в обморок. Георгина стояла с ним рядом; она взяла его руку и легонько сжала ее. Он взглянул на нее и благодарно улыбнулся.
— Смотрите-ка, вот и они, — проговорила Энджи, увидев, что дверь палаты открывается, — спасибо большое, няня. — Она взяла на каждую руку по младенцу, пристроив их, словно в колыбельке, и откинулась на подушки. — Вы должны меня простить, я посмотрю бирки с именами, я пока еще сама их не различаю. Да, это вот Сэм, отец уже переименовал его в Спайка, а вот это Хью. Славные ребятки, правда?
Два поразительно похожих друг на друга крошечных создания, спеленутых в одеяла, спали с весьма сосредоточенным видом, и глядевшую на них Георгину вдруг захлестнула волна внезапной и отчаянной грусти.
— Можно мне одного подержать? — тем временем спрашивала Мелисса. — Пожалуйста, разрешите, а?
— Лучше пока не надо. А то они проснутся, расплачутся, и нам придется прощаться, — ответила Энджи.
Она смотрела на малышей несколько утомленно и с опаской, как будто ожидая, что они могут вот-вот вскочить, вырваться из пеленок, куда-нибудь помчаться. Георгина собралась с силами и заставила себя улыбнуться Энджи, подумав в то же время, что вряд ли Энджи волнует, что малыши могут разреветься, — в этом случае нашлось бы кому ими заняться, — нет, просто тогда оказалась бы разрушенной тщательно выстроенная трогательная живая картина, в которой ей самой принадлежала центральная роль.