Злые игры. Книга 2

Винченци Пенни

— Тебе незачем работать. Я сумею тебя обеспечить.

Энджи вздернула голову, ее зеленые глаза горели бешенством.

— Извини, Малыш, но я так жить не смогу. Я не согласна на такую зависимость. Я независимая женщина. Мне необходима моя работа. Необходима во многих смыслах. Если ты не в состоянии взять на себя по отношению ко мне какие-либо обязательства, то я поступлю так, как сочту нужным сама.

Малыш посмотрел на нее с неподдельным страхом:

— Энджи, а какие обязательства я могу взять?

— Ты можешь уйти от Мэри Роуз.

— Я не могу уйти от Мэри Роуз.

— Мать твою, Малыш, почему? Ты говоришь, что

любишь меня. Ты мне это говоришь целых пятнадцать лет. Я была все это время очень лояльна, очень терпелива. Теперь у меня будет наш общий ребенок. А ты не в состоянии сказать ничего, кроме того, что не можешь уйти от Мэри Роуз. Извини, но это меня не устраивает. Совершенно не устраивает.

— Что ты хочешь сказать? — От боли и страха лицо его стало серым.

— Что мы подошли к концу. К концу нашего с тобой совместного пути. Хорошенький конец, ничего не скажешь! Дальше я намереваюсь свернуть в сторону и искать свой собственный путь. Одна.

— А ребенок?

— Ну, это мне придется самой решать. — Во взгляде ее было бесконечное презрение. — Я считала его нашим ребенком. Теперь мне ясно, что он только мой. Не беспокойся, Малыш, я о нем позабочусь. Так или иначе.

— Энджи, прошу тебя! Пожалуйста, я не могу всего этого слушать!

— Онне может слушать! А как же я? Как я год за годом слушаю: я не могу с тобой быть, я не могу у тебя оставаться, мне нужно бежать, папочка может узнать, женушка может пронюхать. Господи, Малыш, тебе ведь уже почти пятьдесят! Когда же ты станешь взрослым?

Произнося эти слова, она испытывала некоторые опасения. С одной стороны, все это было банально и избито, а с другой — очень жестоко по отношению к Малышу и могло дать эффект, прямо противоположный тому, чего ей хотелось. Она стояла и молчала, в упор глядя на него; видела, как черты его мгновенно окаменели, как он подошел к ней, как поднялась его рука, почувствовала, как рука эта сильно ударила ее прямо по лицу. Она вздрогнула от удара, но не отступила с места, даже не отвела взгляда. В следующий же миг он бросился к ней в приступе раскаяния, любви и нежности, схватил ее в объятия, принялся гладить по голове, сам содрогаясь от рыданий.

— Энджи, дорогая, прости меня, я так страшно виноват, ужасно виноват перед тобой. Прости меня, пожалуйста, прости. Я тебя очень люблю, очень сильно люблю. Я хам и трус, я тебя просто недостоин. О господи, как только я мог это сделать? Прости меня, Энджи, пожалуйста, прости.

Энджи ничего ему не ответила, она стояла, сама опустошенная, обессиленная, искренне пораженная всем случившимся. Потом, словно откуда-то очень издалека, до нее донесся его голос, медленно-медленно и странно низко выговаривающий:

— Энджи, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Пожалуйста, Энджи. Скажи, ты согласна? Выйти за меня?

Малыш должен был прилететь сегодня вечером, и им вместе предстояло провести выходные, прихватив еще пару дней. Энджи решила, что на этот раз он остановится не в «Савое», а в ее доме в Сент-Джонс-Вуд. Поскольку их отношения вскоре должны получить официальное оформление, им следует начать открыто появляться всюду вместе. В ожидании его приезда она провела очень долгую подготовительную беседу с бабушкой. Поначалу миссис Викс была настроена резко против того, чтобы Энджи выходила за Малыша замуж, и уж тем более против того, чтобы она заводила от него ребенка,

но, будучи в душе романтиком, в конце концов смирилась, даже сочла обе эти перспективы весьма привлекательными, и на протяжении последних двадцати четырех часов занималась тем, что сама назвала генеральной приборкой: до блеска вычистила весь дом сверху донизу, кое-где подновила покраску и в каждую комнату поставила живые цветы. Она предложила даже, что станет подавать за столом, когда Энджи и Малыш сядут вечером ужинать. Энджи возразила, что это неудобно, может быть, как-нибудь в другой раз, но вот перед ужином они могли бы посидеть все втроем и чего-нибудь выпить. Предстоящее событие затронуло в душе миссис Викс какие-то настолько глубокие струны, что она даже сделала специально к приезду Малыша маникюр; когда Энджи вернулась в тот день с работы, миссис Викс сидела на кухне и поджидала ее.

— Чайник только что вскипел. Звонили по телефону. Его секретарша из Америки. Самолет вылетел с опозданием, поэтому в Хитроу он будет не раньше пяти. А может быть, даже и не раньше восьми. Я ответила, что ничего, можно и в восемь.

— Ну и хорошо, — проговорила Энджи, подумав про себя, что вряд ли можно было ответить секретарше что-нибудь иное.

— А что сказал врач? — строго спросила миссис Викс. — Наверное, велел тебе побольше отдыхать?

— Нет, не совсем так. Он сказал, что я должна вести разумный образ жизни.

— Он тебя еще плохо знает.

— Это верно. Твое здоровье, бабуля, — подняла она кружку с кофе.

— И твое, — отозвалась миссис Викс. — Знаешь, мне просто не терпится познакомиться с этим твоим приятелем, Энджи. Я рассказывала о нем своему ухажеру, и он сказал, что слышал о таком банке.

— Правда? — удивилась Энджи.

— Да. Видишь ли, Клиффорд очень интересуется всем, что делается в финансовом мире. Он довольно часто играет на бирже и поэтому читает все финансовые газеты.

— В самом деле? — Энджи улыбнулась. — Ну что ж, может быть, стоит их со временем познакомить друг с другом. Это было бы занятно.

Она очень рассчитывала, что в предстоящие несколько недель приятель миссис Викс Клиффорд Парке станет читать о «Прэгерсе» гораздо больше; однако самой миссис Викс она ничего об этих своих надеждах не сказала.

Малыш приехал усталый, но бодрящийся и притащил большущий букет слегка привядших цветов, купленный явно прямо в аэропорту. Энджи взяла у него пальто, и они прошли в гостиную.

— Что-нибудь выпьешь?

— Спасибо. Очень милый дом, дорогая.

— Правда? Я тут все сама делала. Шампанского? Так я и думала. Как долетел? Ой, да, Малыш, это миссис Викс, моя бабушка. Самая главная моя опора в жизни и самая обаятельная и очаровательная женщина на всей нашей улице. Бабушка, это Фредерик Прэгер Четвертый. Известный еще как Малыш.

— Рада с вами познакомиться. — Миссис Викс протянула руку с безукоризненно наманикюренными ногтями. Выглядела она в самом деле просто очаровательно: с новой прической, сделать которую парикмахер Генри с Хай-стрит уговаривал ее на протяжении нескольких месяцев, — это была французская укладка, завершавшаяся наверху своеобразной шапкой завитых локонов. Она придумала для себя и новый грим, с более яркой и блестящей губной помадой; а одета была в светло-голубое шелковое платье с широкими плечами (точь-в-точь как у Алексис в «Династии») и туфли на очень высоких каблуках.