Змеи в раю
Шрифт:
— Поднимаю руку на жену? В любой семье случаются ссоры, но наша частная жизнь тебя совершенно не касается.
Я взглянула на Ристо. У него руки мужчины, занимающегося интеллектуальным трудом, человека, играющего в теннис: они покрыты редкими черными волосками, на безымянном пальце блестит толстое обручальное кольцо. Эти руки убили Арми?
— Ристо, расскажи нам все, что ты знаешь. Расскажи прямо сейчас, — прошептала Марита еле слышно с таким видом, будто слова давались ей с невероятным трудом.
— Да ничего я не знаю! Я ни на секунду больше не задержусь здесь, чтобы
— Послушай, Мария, все не так, как ты думаешь. Ристо не очень часто меня бьет. Просто последнее время он так нервничает — в компании дела идут плохо, как и у всех сейчас… Да и к тому же у меня легко появляются синяки…
— О Боже, Марита! Ты сама-то веришь в то, о чем говоришь? Тебе следует обратиться за помощью. Тот, кто ударил один раз, обязательно ударит еще. А с мальчиками он так же обращается?
— Не-е… Нет, я ему не позволяю. — Она отрицательно помотала головой, так же как Антти, когда бывал чем-то недоволен. — Ты даже представить не можешь, каково это… Знаешь, вообще-то он хороший, ласковый… Я, наверное, сама виновата, потому что иногда, когда начинаю ему возражать, он…
— Не вини себя! Ты это с кем-нибудь обсуждала?
— Когда Санна умерла, он был в такой страшной депрессии, что я предложила ему сходить на сеансы семейной терапии. Но Ристо не согласился, он не хочет это ни с кем обсуждать. А Антти знает? — произнесла Марита с таким ужасом, словно боялась этого даже больше того, что ее муж может оказаться убийцей.
— Знает. И хочет поговорить с тобой об этом.
— И родители знают?
— Нет. А Арми была в курсе?
— Да. — Марита снова помотала головой. Жест Антти в исполнении другого человека казался очень странным. — Она-то мне и посоветовала обратиться к врачу. И сказала, что Ристо от этого можно… вылечить. Что это как заразная болезнь и мне следует поскорее принять меры, пока мальчики не стали такими же. И еще она рассказала, что у Санны и Киммо был эдипов комплекс. Что это такое?
— Это значит, что Санна искала мужчин, похожих на отца, которые тоже били бы ее. Послушай, а не поэтому ли Аннамари и Хенрик не живут вместе? Она его боится?
Марита кивнула сквозь слезы, растерянно провела по лицу рукой и размазала по щекам ярко-синюю тушь. Я протянула ей бумажный носовой платок и продолжила:
— Думаю, Санна умерла, потому что решила избавиться от комплексов. Ей не хотелось больше жить в атмосфере злобы и рабского подчинения. Наконец-то она смогла полюбить мужчину, который не стремился ее обидеть. Но такая Санна не вписывалась в чьи-то планы.
— Ты имеешь в виду Ристо?
— Не уверена. Марита, ты не должна позволять ему проявлять агрессию, надо немедленно положить этому конец.
Я подумала об Антти, сидевшем над диссертацией не поднимая головы. Могла ли я повесить на него еще и этот груз? Но ведь речь шла о его родной сестре!
— Поговори с Антти. Он тебе поможет. Иди
— Знаешь, пожалуй, я на самом деле пойду и поговорю с ним. — Марита промокнула глаза салфеткой и решительно поднялась. — Антти такой хороший, — сказала она, как ребенок. — Пожалуйста, не обижай его.
— Передавай ему привет, — улыбнулась я в ответ, — и скажи, что я буду дома не позднее семи.
Когда Марита ушла, я быстро проглотила остатки йогурта, слизнула крошки, оставшиеся от шоколадного торта в переговорной, и отправилась к Маллу, надеясь, что она предложит мне кофе.
Ровно в пять я позвонила в дверь. Стояла тишина, во дворе никого не было. В пустоте прихожей еще раз прозвенел звонок; я вспомнила ободранные стены и разрозненную мебель в жилище Маллу.
Никакого движения. Я снова нажала кнопку и вдруг вспомнила, как недавно столь же безуспешно звонила в дверь дома Арми. Тогда тоже никто не вышел мне открыть. Я занервничала. Прошла вдоль дома и осторожно заглянула в окно на кухне. Никого. Обошла вокруг, посмотрела в окно гостиной — знакомая мне картина: одинокий пустой диван, в центре комнаты телевизор. Тишина. Я подобралась к окну спальни. Оно располагалось немного выше других окон, и мне пришлось подтянуться на подоконнике, чтобы заглянуть внутрь.
Маллу лежала на кровати с закрытыми глазами, рядом валялась упаковка из-под лекарств, полупустая бутылка вина и листок бумаги. Классическая картина самоубийства.
Я метнулась обратно к гостиной, подобрала с земли камень и бросила в окно. Стекла, звеня, посыпались на землю. Я подтянулась, выбила носком ботинка торчавшие острые осколки и запрыгнула в дом. К счастью, на столике стоял телефон с переносной трубкой. Я быстро набрала телефон «Скорой помощи», взглянула на упаковку из-под лекарств и успела нащупать у Маллу пульс, прежде чем мне ответили. Сердце еще билось, но как-то слабо и неровно, дыхание было совсем легким и прерывистым. Я тщетно пыталась разбудить девушку.
Подняв с пола бумажку, на которой мелким неуверенным почерком было написано несколько строк «Не могу больше. Я виновата в смерти Арми. Маллу», — я подумала, что, может, стоит оторвать последнее предложение? Нет, так нельзя. Врачам «Скорой помощи» я дала телефон родителей Маллу и объяснила, что просто случайно проходила мимо. На место происшествия стали подтягиваться соседи, кто-то предложил вызвать ремонтную бригаду, вставить новое окно. А когда врачи начали аккуратно перекладывать Маллу на носилки, я тихо выскользнула из дома.
Предсмертная записка жгла карман. Надо срочно передать ее Перцу. Но нет. Я никак я не могла поверить, что Маллу и есть тот безжалостный убийца, которого все тщетно пытаются разыскать.
Я села на велосипед и бесцельно поехала куда глаза глядят. Вдруг на светлую сандалию упала красная капля. Взглянув на руку, я заметила на левом запястье глубокую царапину. Наверное, порезалась, перелезая через разбитое окно.
Вероятно, Маллу предполагала, что не умрет от одной упаковки мягких успокоительных и полбутылки вина. Зачем она это сделала? И что значит ее записка?