Змеиная зона
Шрифт:
Из области вернулся бригадир, куда он возил керны. Бригадир буровикам сказал, что в связи с нехваткой денег работы на скважине прекращаются. Но что было неожиданным - бригаде выдали премию. Премиальные он привез с собой. Деньги делили согласно коэффициенту участия. Решили здесь же, у скважины, выпивкой отметить премию. Рабочие перепились. И Герасим Соплыга схватил из последней выемки керн - черный и тяжелый как свинец - ударил им по голове Андрея Ситника.
Ситник умер на операционном столе. Следствие вел тогда ещё лейтенант Довбышенко. Он захватил с собой керн как вещественное доказательство.
Во второй половине апреля, когда степь покрылась пестрой зеленью, Василий Довбышенко на попутной машине отправился в Жабокрюковку. Была бы шоссейка - езды полчаса, но дорога, проложенная самой природой, вела по распадку, заваленному камнями. В это время года степь радовала глаз морем тюльпанов. Тюльпаны теснились в промоинах, особенно густо под утесами, где в тени долго не таял снег.
Пожилой шофер Корнеевич - все его называли только по отчеству - вел свой старенький "ЗИЛ", напрягая полное пунцовое лицо, будто на ралли брал преграды. Осторожно любопытствовал:
– А правда, что у Данькиных ничего не взяли?
– Правда.
– Значит, моментом не воспользовались.
– А вы, будь на месте убийцы, воспользовались бы?
– Как вам сказать, - отвечал тот, не тая хитрости.
– Взял бы, пожалуй, резиновый шланг. Для моего огорода он в самые раз. Ну, взял бы женскую шубу. Его баба с моей примерно одной комплекции. Взял бы, конечно, и медогонку. Она у него новая.
Следователю вскоре надоела его паскудная откровенность, и он уже на себя досадовал, что спровоцировал старика на честные ответы.
– А что тут слышно?
– О Данькиных?
– Да, о происшествии.
– Родители посмурнели. А Серегин брат , Олег, значит, сказал: это дружки Соплыги. На суде Сергей против него давал показания. Братан уговаривал: "Серега, не показывай. Свидетели долго не живут".
Так, за разговором въехали в село. Назвать Жабокрюковку селом язык не поворачивался: две улочки, северная и южная, каждая - дворов сорок. Улочки разделены оврагом, куда сбрасывают мусор, весной по оврагу бегут мутные, как цементный раствор, талые воды, и до самой осени, до затяжных дождей, на дне его золотисто желтеет промытый зернистый песок.
Южную улицу сельчане называют Студеной, северную - Знойной, хотя зимой холод наваливается на всю Жабокрюковку, как летом - зной. Когда-то здесь, в начале века, был крепкий хутор, хуторяне выгуливали грубошерстных овец. Позже - уже сельчане - организовались в артель имени товарища Подтелкова. Правление располагалось в Мергеле, теперь там карьероуправле-ние.
Несмотря на обилие песка и камня, из которого в городах возводят белокаменные дома, местных жителей кормили и пока ещё кормят овцы и козы. Овец почти извели на-нет, а вот козы оказались живучими. Не подыхают благодаря акации. Она пускает корни по распадкам, образуя густые заросли. Если попадешь сюда в жаркий полдень - задохнешься.
В распадке перед селом дорога раздваивается: одна ведет на Студеную, другая - на Знойную.
– Вам на Знойную, - сказал Корнеевич.
На Знойной жили родители Сергея Данькина.
–
– А то где ж. Старый пасет коз, старая прядет пряжу. Так написал бы Пушкин.
– Корнеевич тихо засмеялся, а чтоб его смех не выглядел кощунственно, пояснил: - У старой отнялись ноги. Но работница она бесподобная: такие платки вяжет! Не хуже оренбургских.
– А кто их покупает?
– Челноки.
"А не замешан кто из перекупщиков?" - подумал Довбышенко. Корнеевич словно угадал его мысль.
– Чтоб получать товар только в одни руки, посредник, случается, терроризирует и родственников. Случается, и убивает. Для острастки. Смотаться отсюда легко. Место хоть и глухое, а посещаемое. Есть дорога. Если "зилок" с трудом, но пробивается, то "Нива" пробежит запросто.
– И много тут проходит машин?
– Смотря когда.
– Ну, например, весной, в такое время года?
– Глухо.
– Но вы же вот едете?
– Я...
– Корнеевич хмыкнул, - Я, дорогой товарищ следова-тель, на этой дороге, можно сказать, родился. Мамка меня рожала на попасе. Вон за тем бугром, - показал на гряду холмов.
– А что касается транспорта, мотоциклы бегают.
– Челноки?
– Они самые. Все берут все за бесценок... Бизнес.
– А раньше? Много их было раньше?
– Раньше наши возили свой товар. Бензин был дешевый. Да и разбоя не было. Как-никак, простите за прямоту, мы уже бандитская страна. Не производим, а только торгуем да воруем. Люди отсюда бегут. Молодежь, как дождь в пустыне - испаряется мгновенно. Старики успешно мрут. Кто поздоровей - вслед за молодыми... Было бы куда...
– В Москву?
– На черноземы. Уже и юг России что Чернобыль.
– Но бегут не от радиации же?
– Тут, товарищ следователь, причина поважней. Радиация, как и цены, убивает не сразу. Но скоро будет - сразу. Подергаешься час-другой - и отбросишь копыта. В этом годе был из Москвы начальник. Так он сказал: Каменный Корж в виду его неперспективности решением правительства преобразовывается в змеиный заповедник.
– Здесь водятся змеи?
– удивился Довбышенко.
– Будут водиться. Притом не простые - элитные. Ну, те, что ядом доятся. Небось сдыхали.
– Нет.
– А должны бы. Вы же власть обслуживаете.
Тем временем "ЗИЛ" взял ещё один подъем, с натугой выбрался на Студеную. Остановились перед каменным домиком в три окошка. Домик был из мергеля под железной крышей. В палисаднике уже цвел абрикос. Через весь двор на веревке сушилось белье.
– Хозяин дома.
Довбышенко поблагодарил шофера, взял под мышку папку, направился во двор.
Следователь в Мергель не вернулся. Нашли его убитым. А нашли так. Из Луганска контрабандой через границу приехал к Наталке-бухгалтерше любовник - бывший инструктор обкома партии. С ним она познакомилась на курорте. Тогда ещё путевки давали чуть ли не даром. С тех пор любовник её посещает регулярно. С собой привозит украинскую водку, и Наталкин муж, пускается в запой, а Наталка с любовником - в степь. И вот там, у дороги на Жабокрюковку, они и наткнулись на труп. Над распадком кружилось воронье.