Змеиного царевича невеста

Красовская Марианна

– Ну так свет на ней не сошелся, – утешил приятеля Ядик. – Девки никогда не кончатся, на наш век хватит.

– Это вам, синекровным, хватит. А нам, хвостам болотным, невесты с неба не падают, знаешь ли.

– Как будто нам падают, – начал было я, а потом услышал истошный визг откуда-то сверху. Голову задрал и машинально создал воздушный полог – потому что то, что летело прямо мне на голову, выглядело не слишком мелким.

Ядик поддержал меня водяными плетьми, а Гера разумно спрятал ладони за спину и сжал зубы. Спалить вопящее и дергающееся существо, что бултыхалось в нашем воздушно-водном мешке, было просто, но, наверное, неразумно.

Уж

лучше бы спалил, конечно!

– Ля какая змейка, – выдал Ядик, когда человечка, которую мы так опрометчиво поймали, встала сначала на четвереньки, потом на ноги. – Красивая.

Я пожал плечами: это Ядохвост у нас извращенец, готовый мутить с любой совместимой с нами расой. А я всегда предпочитал нагинь. Но вообще да, красивая. Худенькая, с торчащими розовыми волосами и кольцом в брови. Я таких никогда не видел.

– Ты кто, чудище? – развязно выдохнул Гера, нервно докуривая косяк.

– Я Алена. Алена Воробьева. А вы все – покойники.

Выдернула у Герки косяк и жадно пыхнула. Закашлялась, отбросила прочь.

– Гадость какая!

Вот именно, что гадость.

Глава 2. Змеиная свадьба и сумасшедшая бабка

Алена

“И не смей даже на улицу выходить в змеиную ночь!”

Я села на кровати, потирая глаза. Голос звучал в голове так звонко, словно это был не привычный сон, а реальность. Стало даже не по себе. Это все песни, которые я слушала. Группа «Русалки», на концерте которой я вчера – или ещё сегодня? – была, обожаю ее. У них весь репертуар такой… мистический. Про драконов, рыцарей, оборотней. Но больше всего мне нравится песня про змеиного царя: наверное, потому, что этого самого змеиного царя я видела во снах с самого детства. Да и бабушка много сказок рассказывала про Навь и Явь, про Царство подземное, про болота и тайные травы, про удивительные сады и колодец с живой водой. Это была любимая моя сказка в детстве. Бабушка рассказывала ее так живо, так красочно, что уже потом, в юности, я говорила: пиши книгу, ба. Она бестселлером станет. А бабушка только отмахивалась и смеялась.

– Лель, раз уж ты проснулась, поставь чайник, – проскрипел Пашка, переворачиваясь на другой бок и стягивая одеяло с меня.

– Слышь, ты не охренел? Я тебе жена, что ли? Сначала чайник поставь, потом яичницу пожарь, потом борщ свари, потом тройню роди, да?

– Ну чо ты с утра завелась, как бензопила? Сложно, что ли? Давай я поставлю.

– Вот и поставь, – я отобрала обратно одеяло, укуталась в него и закрыла глаза. – Кофе хочу. И круассан. С фисташковым кремом.

– Я тебе муж, что ли? – риторически спросил Пашка и нехотя сполз с кровати. – Ты не забыла, кстати, нам в деревню сегодня ехать.

– К сожалению, не забыла. Склерозом не страдаю пока что. Паш, может, ну его?

– Бабке девяносто стукнуло, солнце. Я ее единственный внук. Надо, Леля, надо.

– Ну надо так надо.

Он прав. Не каждый год девяносто человеку исполняется. Я вот, к примеру, не доживу. Меня кто-нибудь раньше придушит. А если и доживу, то буду сидеть на лавочке и плеваться семечками в соседей. Так веселее.

Пашка классный и терпит ядовитую меня. Притащил мне кофе в постель и бутерброды. Чёрный хлеб с маслом и колбасой. Не круассаны, но больше

в холодильнике ничего нет, поэтому я милостиво приняла подношение.

А бабку он свою не любит, даже боится, поэтому попросил меня с ним вместе в деревню съездить. Сказал, что такая змеища, как я, сама бабку покусает. А он в сторонке постоит и будет стаканчики для яда подставлять. Не то чтобы я прям жаждала ехать туда в мае, когда как раз нужно копать огород, уже появились комары, а туалет на улице был всегда, независимо от времени года, но не бросать же друга в беде!

То, что мы с Пашкой Вороновым сожительствуем, ещё не значит, что мы не можем быть друзьями. Мы знакомы с песочницы, в одном районе жили, в одну деревню нас на лето отправляли. Замуж за него я не собиралась, да он и не звал. Слишком хорошо мы друг друга знали. Он рвался в Москву, планировал строить карьеру. Я мечтала о маленьком домике и русской печке (вычеркнуто) жить в провинции и работать где-то на удаленке во дворе. На качелях и под кустом сирени. Если домик будет где-то в Швейцарии на берегу живописного озера – я не расстроюсь.

Но пока ни работы в Москве, ни озера в перспективе не намечалось, мы оба получали высшее образование (он – инженера-литейщика, я – учителя рисования) и снимали квартирку на двоих. А то, что спали в одной постели, так это для тонуса. Нужно же как-то самооценку поднимать.

С Пашкой было легко. Он терпел мою язвительность, готовил завтрак и мыл полы. Я стирала (у меня хватало терпения сортировать футболки по цветам) и отменно жарила картошку. Словом, типичная ячейка общества, правда, не зарегистрированная.

Боюсь, бабушкам такое не нравится. Но ехать все равно придётся.

– Паш, а Паш, а тебе кем больше нравится быть – проститутом или наркоманом? – вкрадчиво спросила я, когда с кофе было покончено.

– Ален, а давай мы скажем бабке, что просто друзья? – мгновенно уловил мой посыл Воронов.

– Думаешь, поверит?

– А чего не поверить-то, она ж не слепая. Неужели ее прекрасный и умный внук выберет себе девицу с розовыми волосами и пирсингом?

И заржал как конь.

Ну и что? Я творческая личность, имею право. У меня и носки всегда разные, конечно, не потому, что я их теряю, а исключительно ради самовыражения.

– Напомни мне, Воронов, почему у нас нет машины? – тоскливо спросила я Пашку, когда в пригородном автобусе нам не хватило мест. Мы поленились ехать до автовокзала и запрыгнули возле торгового центра. Разумеется, те, кто покупал билеты официально, спокойненько сидели. Нам же предстояло три незабываемых часа болтаться как дровам в грузовике.

– Потому что ты, моя гениальная, еще не написала свой “черный квадрат”, – философски ответил парень, удерживая меня за талию на особо опасном вираже.

– Не люблю кубофутуризм, – фыркнула я. – Куда интереснее авангардизм.

– Это как мишки на сосне? А, там натурализм, да? Слишком скучно для тебя.

– Это как “Танец” Матисса, только я людей не люблю рисовать.

За такими милыми беседами время пролетело незаметно. Пашке я морочила голову, никаких авангардизмом я не увлекалась. Было бы свободное место, я б достала карандаш и блокнот и с удовольствием зарисовала бы старушку с корзиной. Или вон того молодого человека с бородкой и хвостиком. Красивый, однако. Мне всегда нравились мужчины с длинными волосами. Это романтично. Но Пашка хаер отказывался растить, ему не прикольно. А кто я такая, чтобы настаивать?