Змеиный зуб

Келлерман Фэй

— Когда мы сможем увидеться с родителями? — спросила Эми.

— Скоро.

— Как скоро? — уточнила Кэрол и с настойчивостью в голосе потребовала: — По крайней мере разрешите ей позвонить матери.

— Я уверена, что ее мать сейчас находится на улице, неподалеку от ресторана.

— Тогда, ради всего святого, скажите этой женщине, что с ее дочерью все в порядке! И кстати, когда я получу возможность позвонить своей матери? Она, должно быть, страшно за меня беспокоится, а со здоровьем у нее неважно.

— Пожалуйста, Кэрол, — вмешался в разговор Олаф. — Эта

женщина всего лишь пытается выполнять свою работу...

— Я это знаю, Олаф. Мы все пытаемся выполнять свою работу!

— Надо проявить терпение...

— Я и так давно уже проявляю терпение, — парировала Кэрол. — А теперь, мне кажется, пора наконец начать действовать!

— Позвольте мне проконсультироваться с моим начальником, — сказала Мардж. — Вы все оставайтесь...

— Да мы и так никуда не можем деться, пока эти нацисты блокируют двери.

— Мне очень, очень жаль. — Мардж старалась, чтобы ее голос звучал спокойно. — Поверьте, мне меньше всего хочется причинять вам какие-либо дополнительные страдания или неудобства. Я сейчас вернусь.

Кэрол, чье лицо все еще выражало гнев, молча кивнула. Мардж попыталась улыбнуться ей, но официантка лишь раздраженно закатила глаза.

Мардж направилась к двери, но по дороге ее перехватил Оливер.

— Ты идешь поговорить с Декером?

— Да. Нам пора начать понемногу выпускать отсюда людей. Это несправедливо...

— Я пойду с тобой, — сказал Оливер.

Они вышли на улицу и, вдохнув прохладного вечернего воздуха, ладонями прикрыли глаза от яркого света фар стоящих у ресторана машин, которых, по беглому подсчету Мардж, было не меньше пятнадцати — полицейские автомобили, машины прессы, кареты «скорой помощи» и несколько фургонов для перевозки мяса. Глаза Мардж быстро привыкли к темноте: в огороженном лентой загоне, с левой стороны от входа, толпилась группа людей. По пронзающим вечерние сумерки гневным выкрикам Мардж поняла, что это родственники тех, кто находился в ресторане в момент трагедии.

Уличные зеваки вместе с репортерами плотной группой стояли за обозначенной желтой лентой границей места происшествия, ярдах в пятидесяти.

Мардж увидела Декера. Лейтенант был бледен и с такой силой сжимал кулаки, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Мардж громко окликнула его. Он обернулся и подошел к ней и Оливеру.

— Вы закончили составлять список погибших? — спросил Декер.

Оливер показал ему листок бумаги.

— Отдать капитану? — осведомился он.

— Да, пожалуйста. Я уже и так доложил ему слишком много плохих новостей.

— Там внутри находится группа девушек-подростков... — начала было Мардж.

— Сообщите их родителям, что девочки не пострадали. По крайней мере увидите слезы радости, а не отчаяния.

Мардж почувствовала, как к горлу подступает комок.

— Вы-то сами в порядке? Хотя, наверное, глупо об этом спрашивать.

— Чувствую я себя отвратительно, — сказал Декер. — Но по сравнению с теми, с кем мне только что пришлось иметь дело, я просто живчик.

Сделав глубокий вдох, он медленно выдохнул и посмотрел вверх. Ночь выдалась туманная и

беззвездная. Серп луны одиноко плыл в бесконечном сером море.

— Мне надо дать информацию журналистам. — Декер повернулся к работавшим под его началом детективам. — Кто-нибудь сообщил вам хоть что-то полезное?

— Как только началась пальба, все нырнули под столы и стали кричать, — сказал Оливер.

— Люди кричали и молились, — добавила Мардж.

— Пули летели отовсюду, — уточнил Оливер.

— Отовсюду? — переспросил лейтенант.

— Думаю, свидетели несколько преувеличивают, — заметила Мардж.

— Я же говорю, они все попрятались под столами, — пояснил Оливер.

— А тот, кто стрелял, ничего не сказал, прежде чем открыть огонь?

Мардж отрицательно покачала головой.

— Люди, которых я опрашивала, говорили, что кто-то начал стрелять — без всякого предупреждения, без какой-либо причины.

— Те, с кем беседовал я, показали то же самое, — поддержал напарницу Оливер.

— Если это так, то ограбление в качестве мотива можно исключить. — Декер потер глаза и попросил детективов пойти подбодрить родственников уцелевших.

Глядя, как они зашагали к взволнованным людям, толпящимся слева от входа в ресторан, лейтенант попытался привести свои мысли в порядок и стряхнуть с себя воспоминания о криках и плаче близких тех, кто погиб во время побоища. Его сжатые в кулаки пальцы медленно разжались, и он заметил, что руки у него дрожат. Вытерев о брюки вспотевшие ладони, Декер сунул руки в карманы, чувствуя сильное желание закурить.

Подойдя к собравшимся за линией ограждения репортерам, он взял у кого-то из полицейских в форме пачку сигарет и спички и, старясь унять дрожь в руках, прикурил, вдохнув в легкие горячий, сухой дым. Сигареты были горькие на вкус, но облегчение принесли. Под действием никотина пальцы Декера перестали дрожать, и в голове немного прояснилось.

Расправившись с первой сигаретой в четыре длинные затяжки, он тут же закурил вторую. Лишь после того, как и она сгорела до самого фильтра, лейтенант почувствовал себя готовым предстать перед камерами. Едва он успел поднырнуть под желтую ленту, как его тут же атаковали представители различных средств массовой информации. Он вытянул перед собой руки, стараясь удержать журналистов на некотором расстоянии, и заговорил громко, как только мог. Голос его звучал отчетливо и далеко разносился в ночном воздухе.

— Я буду говорить с вами только один раз, поэтому давайте организуем все так, чтобы у каждого была возможность сделать свой снимок. Кому-нибудь нужно время, чтобы подготовиться?

— Мне необходимо пять минут, чтобы привести в порядок камеру! — выкрикнул один из репортеров.

— Просите десять, — посоветовала какая-то женщина.

— Ладно, пусть будет десять минут, — согласился Декер. — По истечении этого времени я зачитаю вам специально подготовленное заявление. Леди и джентльмены, пожалуйста, уважайте друг друга и меня. После оглашения заявления я минут пятнадцать-двадцать побеседую с вами, а затем буду вынужден снова вернуться к работе.