Знак Бесконечности
Шрифт:
–– Ничего себе! –– впрочем, если сложить и имя ее спасительницы, и одежду, и ‘густо населенность’ территорий, вывод напросится сам –– средневековье.
–– Точно. Раннее.
–– Насколько раннее?
–– Очень.
–– Здорово! –– Саша приуныла. –– Не хочу я здесь. Отправьте меня назад, пожалуйста.
–– Не могу. Пока. Сил нет, –– ох, лукавила Морхара.
–– А когда будут?
–– Боюсь, не скоро. И потом, что тебе у себя делать? Помирать? Не-ет. Не за тем я тебя вытащила. И потом, должна ты мне –– вот и отработаешь. Поживешь в замке за хозяйку. И зовут
Г Л А В А 1 5
––Да не хочу я быть бритой!
–– А у тебя выбора нет, –– равнодушно заметила старушка. –– Или делаешь, что говорю и в назначенный срок отправляешься домой, или живешь, как знаешь и сколько сможешь. А сможешь недолго. О нравах средневековья знаешь?
–– Из учебников и исторической литературы, в основном художественной, –– угрюмо ответила Саша. Отношение к женщине начало скатываться в сторону неприязни, а жизнь... ‘Н-да, куда ни глянь, то ‘кирпич’ на голову, то яма с фекалиями’, –– подумалось безрадостно.
–– Значит, в курсе в общих чертах. Выбирай.
Саша не сдержала злобный взгляд:
–– Шутите?
Морхара улыбнулась загадочно и поднялась с бревна:
–– Вот и славно. Пойдем. Внучка моя пироги уже напекла. Горячие-то вкуснее.
Всю недолгую дорогу до домика ведьмы они молчали. Саша была слишком угнетена происходящим, чтоб разговаривать с бессовестной колдуньей, а Морхару, похоже, занимали только пироги.
Молодая особа с бесхитростным взглядом, которая встретила их у дома, низко поклонилась Александре, чем привела ее еще в большее замешательство. У нее и так было чувство, что она, как минимум братец Иванушка, только сирота и спасительница –– Аленушка, ясно, не появится, а тут еще непонятные реверансы да с таким почтением, словно к ним в халупу VIP-персона пожаловала. И как расценивать подобное гостеприимство? То угрозы, то почтение…
Саша, недолго думая, попыталась согнуть спину, ответив тем же, но получился гусиный кивок –– Морхара на нее глянула так, что все мышцы мигом свело. Так одеревеневшая она и прошла в дом.
А потом они сидели за столом и в гнетущем молчании поглощали пироги с душистыми ягодами. Вернее, поглощала женщина, бодро двигая челюстями. Внучка ее, Марина, согнулась чуть не до столешницы и медленно, словно извиняясь, жевала один пирожок. Саша хмуро щипала свой, и не потому, что хотела, а потому, что тепло сдобы в пальцах и кисловатый вкус во рту были приятней окружающей действительности. К тому же занятый рот спасал ее от неловкого положения, в которое она бы точно попала, если б его открыла не для еды. И дело было не в том, что у нее имелась масса вопросов, а в том, что претензий было больше, и они увеличивались с каждым жевком.
В конце концов, она не выдержала: она человек, а не марионетка!
–– Я не буду ничьей женой! Не буду бритой! Я отказываюсь участвовать в вашем фарсе! –– заявила, твердо глядя в фиалковые глаза.
Морхара смотрела на нее пару секунд и положила на стол клинок с отточенным лезвием.
–– Тогда не мучайся и зарежься сама.
Саша
Здесь же жизнь человека, если верить историкам, стоит еще меньше, чем в глазах наркомана, жаждущего дозу.
–– Это шантаж, –– одними губами заявила Саша.
–– Это жизнь, Бритта. Шантаж, компромисс, игра, блеф, ложь, хитрость, кульбиты. Трусишь –– погубят. Хочешь честности и справедливости –– умри. Но поверь мне, там их тоже нет.
Саша, отложив пирожок, прикрыла глаза ладонью, боясь не сдержаться и расплакаться. Ей как маленькой девочке хотелось заверещать, суча ножками и ручками –– хочу к маме! Хочу домой!
Но мама ждет ее в другом месте, куда она всегда успеет попасть. А там ее никто не ждет кроме Костика. Правда, может быть, еще Макс. А что собственно Макс?
–– Это не честно жить чужой жизнью, брать чужое имя. И потом, меня быстро разоблачат.
–– Ты зеркальное отображение Бритгитты. Бояться нечего. А все что тебе нужно знать и уметь –– получишь от Марины. Она поможет. И не капризничай. Ты в отпуск хотела? Вот считай, он и наступил. И проведешь ты его в экзотическом месте, за неимением финансов на экзотическую страну. Чем плохо?
–– Мелочь. К путевкам обычно мужей не прилагают.
–– Да знаю я о чем ты печалишься, –– махнула рукой Морхара, вернее –– отмахнулась. –– Пустое. Морогану жаба милее, чем ты, так что претензий на исполнение супружеского долга не будет. Да и нет его, четвертый месяц в отъезде. И забудь о болезни –– нет ее у тебя и не было. Это той подарок, от заезжего торговца пряностями, месяца два уж как.
–– Я же просила –– не лезть ко мне в голову!
–– Зачем же так далеко? Проще в лицо заглянуть, –– женщина залпом выпила воду из кружки и встала. –– Два дня у тебя на то, чтоб обрести нужные навыки.
И вышла, оставив девушек.
Саша в бессилии сжала руку в кулак. Теплая ладонь легла на него, снимая напряжение:
–– Ты не волнуйся, все будет хорошо, если бабушка говорит. Она все знает и зря не скажет. Верь ей и зла не держи –– она добрая. Это с виду только строгая, а что властная, так это понятно. Ты верь ей, верь.
Саша покосилась на девичье лицо и озадачилась: давно ли она такой наивной и доверчивой была?
–– Тебе сколько лет?
–– 16.
‘Понятно’. Ее наивность до 20 держалась, а потом сгинула в одночасье.
–– Мне 26. Но даже если б было столько, сколько тебе, я бы не была менее растрепана. Согласись, не каждый день идешь открывать дверь подругам и получаешь сначала нож в грудь, а потом путевку в средневековье. Ни того, ни другого я не ждала и не просила.
Саша встала, вышла во двор и остановилась у старого дуба, с тоской оглядывая местность. Свет, затухающая яркость зелени, простор, непривычная тишина и безлюдность. Что она здесь будет делать? За что ей такая ‘честь’?
Марина встала рядом и несмело протянула глиняную кружку: