Знак черепа
Шрифт:
— Но чертовски пустынном и безлюдном, — вставил его племянник. — С Пенритом, однако, он больше не будет таким! Ручаюсь, мы отлично поладим! Наверняка вы сможете научить меня стрельбе, верховой езде, а может быть, и фехтованию. Вы ведь упомянули что-то об оттачивании шпаги, да?
Он встал со стула и, легко опираясь на палку, жадно впился в меня тоскующим взглядом. Сердце мое наполнилось теплом от жалости к этому несчастному мальчику, причем легкое сухое вино в моей непривычной голове, жирный пирог в благодарном желудке, разговоры о пятидесяти фунтах, о лошади, о Мадден-Холле тоже сыграли немалую роль в том, что окружающее стало видеться мне в розовом цвете.
— Как вы думаете, я смогу научиться ездить верхом и всяким штучкам, как поется в песенке:
—Я посмотрел на него с удивлением. Сэр Ричард расхохотался:
— Мальчик весь пропитан романтикой. Он все свое время тратит на чтение всевозможных героических историй, начиная от Илиады и до рассказов о Дрейке 6 . Если бы желание и упорство могли выигрывать сражения, он был бы уже лордом адмиралом!
5
Каррикада, пассата, страмазон, стокката, маудритта, эмброката — приемы фехтования.
6
Дрейк, Фрэнсис (1540 — 1596) — английский мореплаватель, вице-адмирал (1588). Руководитель пиратских экспедиций в Вест-Индию; в 1577 — 1580 годах совершил второе после Магеллана кругосветное путешествие. В 1588 году командовал английским флотом при разгроме испанской «Непобедимой Армады».
Мальчик вспыхнул:
— Не моя вина, что ноги у меня разные, а спина неровная!
Сэр Ричард вскочил со стула и нежно обнял рукой искривленную спину племянника:
— Ну, ну, дорогой мой мальчик, прости меня! Я не подумал.
— Ричард Третий ездил верхом и дрался на мечах, несмотря на свой горб и искалеченную ногу! Кстати, я просил сэра Ричарда обучить меня фехтованию, но он, к сожалению, редко навещает нас. И я вовсе не такой уж слабак, и мне уже шестнадцать!
— Ну разумеется! — подхватил я. — Будете и фехтовать, и верхом ездить тоже. Главное — это упорство, настойчивость и сильный характер. Мой отец считался лучшей шпагой при дворе Людовика XIV, и вы будете знать все, чему он меня научил.
— Итак, значит, дело улажено, — подвел итог сэр Ричард. — А теперь — в постель; нам надо завтра выехать засветло.
Он сделал мне знак остаться и, когда Мадден вышел, обратился ко мне.
— Пенрит, — сказал он со всей откровенностью. — Не как к учителю моего племянника — хотя это звание ничуть не унижает вас, — но как джентльмен к джентльмену: мы выезжаем, как я уже сказал, рано утром. Я бы с радостью ссудил вас деньгами для приобретения всего, что понадобится вам в дороге, но лавки уже закрыты. Если содержимое ваших чемоданов не вполне соответствует тому, что вы считаете необходимым для представления вас в Мадден-Холле, то позвольте мне предложить вам воспользоваться моим гардеробом. Мы почти одного роста, хотя у вас преимущество в отношении гибкости и стройности талии. Скажем, как минимум, костюм для верховой езды, пара пистолетов и шпага. Возможно, вам представится случай воспользоваться ими, когда мы будем пересекать вересковую пустошь. Кое-кто из друзей Тауни все еще бродит на свободе, превратившись, как мне сказали, в «сухопутных пиратов». Итак, временное одолжение — мужчина мужчине — в связи со столь экстренными обстоятельствами — идет?
Слова сэра Ричарда были настолько вежливы и облечены в такую изящную форму, что я, несмотря на внутренний протест моей ложной гордости, принял его предложение, как мне кажется, с должным достоинством. Наш договор мы скрепили рукопожатием.
О, несказанная роскошь свежих прохладных простыней, пахнущих лавандой, на которых я растянулся, чисто вымытый, выбритый и восстановленный в правах! Мне помогал слуга сэра Ричарда; он же подобрал для меня к завтрашнему дню белье, костюм, сапоги, перевязь и шпагу. Ничто не было забыто, вплоть до пера на шляпу и шпор, поскольку
Итак, в моей жизни произошла неожиданная перемена, крутой поворот колеса фортуны, первое из множества причудливых превращений, которые даже не снились мне в ту ночь, хоть я и видел во сне, будто юный Фрэнк Мадден обернулся пиратом и «лихой стоккатой» пронзил насквозь плечо беспалого головореза.
Глава третья. ЧЕЛОВЕК С ШИШКОЙ ЗА УХОМ
Не ловим мы рыбку в реке-океане,
а ловим мы рыбку в набитом кармане.
Прости же, о Боже, «ночных рыбаков»
и ныне, и присно, во веки веков!
Святой покровитель! Пошли нам удачу
и толстую жирную рыбку в придачу, —
мы грех свой, ей-богу, искупим сполна
в ближайшей таверне за кружкой вина!
Был октябрь, деревья стояли в золоте и багрянце, поля опустели, и в воздухе уже чувствовался первый острый холодок, свидетельствовавший о том, что осень вскоре сдастся на милость победительницы-зимы. Когда мы выехали из леса Сен-Джон-Вуд, обе наши упряжные лошади потеряли по подкове, увязнув в раскисшей после недавних дождей дороге. Понадобилось целых два часа, чтобы отыскать кузнеца и заново подковать их. На всем протяжении от Холбурна до Вестбурна по широкому Эджуорскому тракту дорога была немногим лучше топкой трясины, так что хмурый полдень застал нас медленно и осторожно поднимающимися вверх по длинному склону Уилльсден-Лэйн по направлению к Кинсбери-Нисден, где мы должны были свернуть на боковую дорогу, идущую через вершину холма Доллис-Хилл и далее, по вересковой пустоши, до Хендона-у-Озера.
Я ехал верхом на хорошей лошади, принадлежащей сэру Ричарду, поскольку сам благородный джентльмен решил разделить тяготы путешествия с племянником и удобно устроился рядом с ним в карете. Энергичный и оживленный, он мог бы считаться мужчиной в полном соку, если бы не предпочитал мягкую постель и обильную еду ежедневным физическим упражнениям. Мышцы его настолько размякли и ослабели, что даже незначительная нагрузка вызывала в них активный протест.
Я же чувствовал себя в буквальном смысле слова узником, выпущенным из тюрьмы; резкий ветерок, первое время заставлявший мою лошадь капризничать и не повиноваться узде, похлопывание шпаги по бедру, звон гиней в кошельке — все это сливалось в волшебную мелодию, звучавшую в унисон с пылкой и горячей кровью, которая струилась в моих жилах.
Мне было двадцать семь лет, я все еще в каждом гусе видел лебедя, пока не наступала пора его общипывать, и эта поездка верхом прочно врезалась в мою память, как иногда запоминаются самые обычные факты и события, несмотря на всю их, казалось бы, заурядность; и кто мог знать, что конец путешествия окажется воистину непредсказуемым, что фортуна, сия капризная дама, круто повернет свое колесо и отправит нас на поиски опасных приключений.
Еще долго после того, как строптивая кобыла наконец успокоилась, сердце мое продолжало выделывать немыслимые курбеты, и я понял, что счастье познается только в сравнении двух противоположностей. Нет более удовлетворенного человека, чем тот, кто испытал, что такое комфорт, потерял его и обрел вновь, ибо он не только вернул утраченное, но познал нужду и страдания и теперь может по достоинству оценить приобретенное.
Философствуя таким образом, я ехал верхом впереди почтовой кареты, с трудом тащившейся по глубоким колеям размытой дороги, усаженной высокими вязами, которые венчали вершину холма Доллис-Хилл. Неожиданно со стороны кареты до меня донеслись призывы о помощи, и я галопом поскакал обратно. Оказалось, наша карета по ступицы колес завязла в грязи, слишком густой и глубокой, чтобы усталые лошади могли с ней справиться самостоятельно. Потребовалось более двух часов, прежде чем с помощью моей лошади нам удалось вытащить застрявшую колымагу. Мы все с головы до ног перемазались грязью, так как приходилось и толкать карету, и носить Щебенку, чтобы засыпать глубокие рытвины под колесами, и тянуть лошадей под уздцы, — но в результате наших усилий мы достигли наконец вершины холма, и карета покатилась вниз к вересковой пустоши.