Знак фараона (сборник)
Шрифт:
Кое-кто из жрецов пренебрегал своими обязанностями, другие служили богу из корысти. В храме было много женщин, танцовщиц, музыкантш, и иные священнослужители вступали с некоторыми из них в недозволенные отношения, так же как подросшие ученики, случалось, тайком сбегали в город и веселились в тавернах в обществе продажных особ. Большинство храмовых изображений и надписей было составлено в честь фараона, который приносил жрецам богатые дары, а не в честь бога, хотя, согласно вере египтян, именно Амон сделал Тутмоса царем Верхнего и Нижнего Египта.
Хирам предпочитал закрывать на это
Хотя юноша куда больше любил читать свитки, чем общаться с людьми, ему нравилось наблюдать за некоторыми посетителями храма. Вкус горестей и радостей простых смертных казался ему изысканным, как вкус дорогого вина.
Среди тех, кто приходил в храм «с невидимым грузом на спинах», было много приезжих, а также случайных людей, но встречались и те, кто упорно обращался к богу с одной и той же просьбой. Больше всех Хираму нравилась одна девушка, которая посещала храм примерно раз в месяц и приходила в сопровождении старой служанки.
Она была очень красива, хотя и бедно одета: изящная фигура, тонкое лицо, нежная улыбка, кроткий взор. Хирам гадал, кто она, из какой семьи. Он не знал, как ее зовут и зачем она приходит к Амону, потому что девушка никогда не произносила ни слова и только смотрела на изображение бога с величайшей надеждой и верой. Едва ли в ее жизни могли случиться большие беды: посетительница выглядела очень юной, чистой душой и телом. Несколько раз Хирам пытался поймать ее взгляд, но девушка не замечала никого и ничего вокруг. В последний раз она пришла одна и в ее глазах стояли слезы. Хирам решил, что, возможно, ее верная спутница заболела или даже умерла. Ему очень хотелось заговорить с девушкой, но он не осмелился подойти к ней.
Юношу привлекали ее безмолвие и скромность, ибо, как сказал один из мудрецов, «в святилище бога шум отвратителен для него, молись о себе с любовью в сердце, а слова оставляй в нем скрытыми; проси, чтобы бог смог исполнить твою нужду и принял твой дар». Достигнув определенного положения и возраста, Хирам мог жениться, и, если бы его спросили, кого он желает взять в жены, он бы ответил, что его супруга должна быть похожа на эту прекрасную незнакомку.
– О чем задумался? – спросил Бакта, возвращая Хирама в реальность. – О той девчонке? Уверен, она колдунья! Ты видел ее глаза? Говорят, сирийки очень страстны, настоящие пантеры! Мой приятель навещал такую в одном из притонов Мемфиса, так он говорил…
Бакта пустился в описание чужих похождений, о коих Хирам предпочел бы не знать. Он еще не был близок с женщиной и не стремился познать тайны плотской любви. Безраздельно преданный Амону, юноша не хотел растрачивать свои силы на греховные дела.
Последующие дни прошли в непрерывной суете: жрецы, писцы и другие служители храма пересчитывали и переписывали великолепные подношения, которые фараон щедро пожертвовал Амону в благодарность за многочисленные победы, дарованные ему богом-покровителем. Это были поля и сады, зерно, скот, рабы из числа пленных азиатских и негритянских народов, золото, серебро, лазурит, а также
Последние годы фараон непрерывно воевал, укрепляя свое могущество в Азии, опустошая города, накладывая на их жителей дань, захватывая богатую добычу и воздвигая на своем пути бесчисленные обелиски.
Когда на исходе третьего дня Хирам добрался до циновки в своей комнатке, он был ни жив ни мертв от усталости. Обычно, прежде чем заснуть, он долго стоял во дворе храма и наблюдал за поразительными сценами, которые разыгрывались на фоне черного бархата ночного небосвода. Юноша с восторгом следил за падающими звездами и стремительно рассекающими горизонт кометами, за медленно струящейся рекой Млечного Пути и призрачным танцем луны, которую то и дело закрывали прозрачные, как тончайший лен, облака.
Сейчас Хирам мгновенно заснул, будто провалился в необъятную черноту, и ему приснился сон: нет, не о бесчисленных кувшинах с вином и пивом, за укладкой которых ему было поручено проследить, а о чем-то жутком и непонятном.
Хирам вновь очутился в глубоком подвале, где день был неотличим от ночи, только сейчас рядом не оказалось ни рабов, которые вносили и расставляли в ряд вдоль каменной стены огромные сосуды, закупоренные большими пробками из нильского ила, смешанного с соломой, ни учеников Дома Жизни, которые пересчитывали кувшины.
Юноша не понимал, зачем он явился сюда, если работа была закончена и все ушли; он захотел подняться на поверхность, однако тяжелая, окованная железом дверь оказалась заперта. Хирам постучал, но ему никто не открыл; снаружи не доносилось ни звука.
И вдруг он услышал смех, тихий женский смех, напоминающий звон колокольчиков, от которого по телу пробежала дрожь. Юноша быстро обернулся и заметил быструю тень – кто-то прятался между кувшинами с вином и пивом. Что за женщина смогла проникнуть в подвал и зачем она это сделала?
Преодолевая нерешительность, юноша пошел вдоль стены и увидел за одним из сосудов ту, что пряталась в хранилище. Это была… та самая сирийка!
Хирам не успел ничего предпринять, не успел вымолвить ни единого слова – девушка стремительно набросилась на него, норовя вцепиться ногтями в глаза. Он в панике отшвырнул ее, тогда она впилась в его руку острыми, как у хищницы, зубами.
Во сне юноша не чувствовал боли, только растерянность и всепоглощающий страх. Он в ужасе наблюдал, как рука распухает на глазах и по коже расползается зловещая чернота. Хирам понимал, что слюна азиатки отравлена подобно слюне ядовитой змеи и что он скоро умрет.
Он проснулся в холодном поту и бросил испуганный взгляд на свою руку. Рука была как рука, он был жив и здоров. Юноша не скоро сумел избавиться от впечатления странного сна и испытывал досаду от того, что утратил власть над своими чувствами. Хирам не мог узнать, что означал его сон, поскольку едва ли решился бы рассказать о нем кому-либо из храмовых прорицателей.
Не переставая размышлять, юноша совершил омовение, оделся, вышел наружу и увидел Бакту, который спешил ему навстречу. Его лицо казалось испуганным, а глаза горели от возбуждения.