Знак Гильдии
Шрифт:
– Ах, ты отправляешься?! С какой стати именно ты?
Перебранка грозила вспыхнуть вновь, но тут раздался дерзкий голос:
– Если мои господа позволят мне сказать...
Эхо подхватило эти слова, отразило от полуразрушенной стены. Не так уж часто доводилось здешнему эху поиграть с реальным, не призрачным голосом.
Шершень с усилием поднялся на локтях. Бесстрашно глянул в струящийся столб света – оттуда злобно пялился темнолицый длиннобородый старикашка.
– Я не все понял. – Слова приходилось выталкивать сквозь вязкий воздух, язык словно перемешивал
Вдруг гнетущее «одеяло» исчезло. Воздух беспрепятственно хлынул в легкие. Атаман поднялся, приосанился, понимая, что задумка удалась, и заявил:
– Я так соображаю: господам надо в далеких землях отыскать каких-то людей, что-то у них отобрать, верно? Так уж мы, все четверо, чем зазря пропадать... берите на службу, не пожалеете! Я слыхал, Восьми Магам есть чем расплатиться.
– Семи! – возмущенно поправила его незримая женщина.
– Помолчи! – взвизгнул старик, тряся бородой. – Ты хоть понимаешь, кретинка, на какую интересную мысль наводит нас этот человек? Симбиоз! Не борьба двух личностей, а сотрудничество! Сколько силы можно сберечь!
Образ в луче света задрожал, растворился, вместо него возник воин с мечом у пояса. Шершень вспомнил, что призраки называли этого мага Ураганом.
– Беру его себе! – рявкнул воин. – Вот этого, смелого! Только посмейте что-нибудь чирикнуть – еще пятьсот лет на куче щебня просидите! – Его пылающий взор встретился с твердым взглядом Шершня. – Ты у этих людей за главного?
– Я атаман. Сделают, что велю.
– Здорово! Уверен, мы договоримся. Слушай, атаман, согласишься пустить в свое тело еще одну душу – мою?
– Это как? – деловито, без испуга поинтересовался Шершень и без паузы задал второй вопрос: – И почем?
Воин-призрак коротко хохотнул:
– Вот это мне нравится! «Почем?» А что живой отсюда уберешься, это тебе не плата? Ладно-ладно, шучу! Ты сам сказал – магам Кровавой крепости есть чем расплатиться. А уж когда вернусь в жизнь... Я швырну весь мир себе под ноги, а ты станешь моим первым помощником и лучшим другом!
– Я бы лучше золотишком взял.
– А это прямо сейчас! Не побираться же нам с тобой в пути! Нужно разыскать троих. Одного убить, у двоих отнять волшебные талисманы. Сделаешь это ты. Сам. А я притаюсь в уголке твоего разума, как кот за печкой. Если понадобится, помогу. Понял?
– Да вроде как не очень.
– Ну и не надо. Просто посмотри мне в глаза. Не щурься, не отводи взгляд!
Что-то незримое скользнуло по ослепительному лучу в сердце, в душу, в разум Шершня. Накатила тоска, захотелось завыть, словно было утрачено что-то драгоценное. Боли не было, но полынное чувство потери превосходило боль.
Стало светлее, словно с хмурого неба хлынуло солнце. Шершень хотел глянуть наверх и с ужасом понял, что не может этого сделать. Голова жестко, неподвижно сидела на шее, словно железный штырь сбил воедино затылок с позвоночником.
Грудь сама по себе глубоко вздохнула. Воздух заструился по горлу, губы зашевелились. Голос, родной, привычный, произнес
– Получилось! Слышите? Клянусь смертью Шадридага, получилось!
И вопль, победный, яростно-торжествующий... но Шершень не имел отношения к этому крику! С немым ужасом паралитика глядел он, как его рука самостоятельно поднимается к лицу, как шевелятся перед глазами и сжимаются в кулак пальцы. Если бы он мог подчинить себе собственные губы, проскулил бы: «Верните мое тело! Ничего мне не надо!»
А захватчик, обобравший разбойника, повернул свое (нет, Шершня!) лицо к столбу света и возбужденно заговорил:
– Великолепно! Дивное ощущение! Я и не думал, что это так... Ну же! Кто следующий? Ты, Орхидея?
Статная женщина в плаще темных волос, не столько скрывающем, сколько подчеркивающем ее великолепную наготу, брезгливо сощурилась на пленницу:
– Но у меня нет выбора! Здесь только одна женщина! Пусть хотя бы встанет, покажется...
Бабка, которую отпустила невидимая тяжесть, поднялась и с самым независимым видом отряхнула с юбки песок.
– Это... это возмутительно! – Призрачная чародейка говорила тоном знатной дамы, обнаружившей, что шлейф ее платья проехался по конскому навозу. – Я – и мерзкая старая нищенка?!
– Это кто тебе старая, метла ты столетняя? – бесстрашно отпарировала бабка. – Уж кому бы про возраст не вякать! И какая я нищенка? У тебя просила, да? У меня хоть платье есть да сапоги, а тебе и задницу-то нечем прикрыть, кроме гривы нечесаной!
Тот, кто занял тело Шершня, запрокинул голову и со вкусом расхохотался. А разбойник вдруг понял, что страх исчез. Ему тоже хотелось посмеяться над ошарашенной колдуньей!
«Чего я боюсь? Хозяйничать в моем теле у него силенок не хватит. Пусть уж потешится! Небось невесело пять веков дымом по поляне плавать!»
– Она не столетняя метла! – сквозь хохот крикнул бабке Ураган. – Ей уже шестая сотня! – Он обернулся к своей союзнице, лицо которой наливалось гневом. – Не хочешь – не надо! Карауль развалины, жди, пока сюда забредет юная прелестница!
– Но женщина не так уж и стара! – увещевательно подал голос Фолиант. – Погляди, какая крепкая, боевая – за поясом кистень...
– За дуру меня тут держат? – заорала Орхидея, на глазах теряя аристократичность и смахивая на разъяренную рыночную торговку. – На кой мне сдался ее кистень? Сроду оружия в руки не брала! Отравить – могу, навести порчу – могу, соблазнить – пожалуйста, со взаимным удовольствием! А чтоб чем тяжелым по башке, как эта разбойничья подстилка...
– От подстилки слышу! – огрызнулась бабка. – Не опоросилась еще, так не визжи!
Оскорбленная чародейка вскинула голову. Волосы разметались, обнажая пышную грудь, плоский живот, высокие бедра. Шершень про себя одобрил наглую красоту колдуньи, но тело осталось равнодушным, не откликнулось по-мужски на распахнутые прелести красотки. Сейчас хозяином тела был Ураган, а он Орхидею видел-перевидел. За пятьсот лет она ему надоела до тошноты со своими грудями, ляжками и прочим призрачным богатством.