Знак Наполеона
Шрифт:
Изображение потемнело, дым поднимался от него узкими струйками, пока внезапно мощный язык пламени не поглотил обе фигуры. Краска вздулась, доска, на которой была написана картина, прогнулась вперед, словно бы в агонии, и раскололась. Вскоре уже невозможно было различить ничего, кроме контура гор на заднем плане. Зеленые язычки огня вспыхивали и тут же исчезали, поглощая оставшуюся краску.
— Ты видела, какого цвета было пламя? — задумчиво спросил Майло, кочергой раскалывая почерневшую доску на много маленьких угольков. — Это из-за красителей, которые раньше использовались
— По меньшей мере мы знаем, что это была не подделка, — улыбнулась Ева.
— В этом есть что-то от судов над ведьмами, — произнес он.
— Что ты имеешь в виду?
— Тем, кто подозревался в колдовстве, привязывали к ногам камни и бросали в воду. Если женщина тонула — инквизиторы признавали ее невиновной. Если же выплывала — ее убивали за сговор с дьяволом.
— А какое отношение это имеет к «Мадонне с веретеном»? — нахмурилась Ева.
— В некоторых случаях приходится уничтожить что-то, чтобы узнать, что оно было настоящим.
Глава двадцать восьмая
Том уже задумывался, сможет ли он хоть когда-ни-будь увидеть музей глазами обычного посетителя. Дело было не в том, что он не мог оценить выставленные экспонаты; и будучи вором, он испытывал страсть к произведениям искусства, с детства привитую родителями. Но как бы ни старался Том сконцентрироваться на экспозиции, его взгляд лишь слегка пробегал по картинам. Шедевры отступали на задний план, словно очень дорогие обои, превращаясь из главной цели визита во что-то второстепенное.
Главный интерес для Тома представляла система охраны — количество людей, система сигнализации, расположение камер, дверей и окон, толщина защитных решеток. Это волновало его больше, чем мастерство художника, передавшего тончайшую игру солнечных лучей на шелке или перекаты мускулов под кожей. Каждая мелкая деталь системы безопасности отмечалась и запоминалась.
Обнаружив себя стоящим перед «Джокондой», Том заметил, что не помнит ни одну из картин, которые успел посмотреть по дороге. Поток туристов вынес его к нужному месту подобно прибою: вверх по лестнице, направо у крылатой Ники Самофракийской, через первые три зала с ранними итальянскими живописцами, снова направо, в Большую галерею, и затем, на полпути вниз, снова направо, в недавно отреставрированный зал Штатов.
Том стоял в глубине зала; прекрасная картина Веронезе «Брак в Кане Галилейской» находилась за его спиной, прямо перед ним на специально возведенной огнеупорной стене располагалась «Мона Лиза». Полукруглое деревянное ограждение держало толпу на почтительном расстоянии; толпы людей приходили и уходили из зала в соответствии с расписанием автобусов. С благоговением посетители смотрели на портрет снизу вверх, как на алтарь, объединяющий представителей самых разных верований; когда тишина сменялась звуком голосов, было понятно, что культурный хадж завершен. Некоторые делали круг по залу и с восторженными лицами подходили к «Моне Лизе» еще раз.
Том молча смотрел на картину, в очередной раз
— Вам не стоило приходить сюда, — внезапно раздался женский голос.
Том оглянулся и узнал Сесиль Леви. Интересно, как давно она наблюдала за ним? Скорее всего от самого входа, как только он засветился на экранах видеонаблюдения.
— Труссар свалил всю грязную работу на вас? — ответил он по-французски.
— Я сама вызвалась. Убедила его, что вы покинете Лувр без шума, если я попрошу об этом.
Том на пару мгновений задумался. Сесиль выглядела очень хрупкой, фарфоровой куколкой, туфли-балетки прекрасно сочетались с кантом на классическом белом пиджаке от Шанель. Рука лежала в кармане, вместе с, судя по проступающим очертаниям, пачкой сигарет. Тому было интересно, на что она готова была пойти, чтобы иметь возможность закурить прямо здесь и сейчас.
— Почему вы оба так уверены, что мы с Дюма ошибаемся насчет планов Майло? — спросил он.
— Мы уверены, что у Дюма проблема с алкоголем. Для того чтобы принять меры, нам необходимы подтверждения из достоверных источников, — объяснила она твердым, но слегка извиняющимся голосом. — Вы не смогли их предоставить…
— Единственное подтверждение вы получите, обнаружив однажды пустое место на стене, — холодно бросил Том.
— Труссар не дипломат, но свое дело знает, — настойчиво произнесла Леви, и снова в ее голосе мелькнула извиняющаяся интонация, которую Том посчитал признанием того, что с Труссаром действительно сложно иметь дело. — К тому же мы предупредили директора музея. Он дал «добро» на дополнительные меры по усилению безопасности.
— Значит, вам не о чем волноваться?
Повисла тишина, нарушаемая только скрипом резиновых подошв по деревянному полу да редкими окриками хранителей, заметивших посетителя с камерой или жвачкой.
— Вам стоит пройти со мной к выходу, — осторожно предложила она, и Том не стал спорить. Он увидел все, что хотел.
Они прошли через Большую галерею к лестничному пролету. Том был погружен в свои мысли, но все же почувствовал, что Леви было некомфортно рядом с ним. Вероятно, молчание для нее выглядело тревожно, учитывая общую нервозность ситуации. Через несколько шагов Сесиль заговорила нарочито обыденным тоном:
— Знаете, Леонард всегда брал ее с собой. Говорят, он так и не дописал ее.
— Кем бы она ни была.
— Вазари был уверен, что это портрет Лизы дель Джокондо. — Она успокоилась, что неловкий момент остался позади. — Вы с ним не согласны?
— Кто знает? — Том пожал плечами. — Я слышал, что картина может быть портретом Изабеллы Арагонской. Кто-то утверждает, что это не она, а сам да Винчи или один из его любовников.
— Она действительно выглядит несколько бесполо, — согласилась Леви. — Но в то время была мода, все выщипывали себе брови.