Знак небес
Шрифт:
Минька встретил обоих друзей с распростертыми объятиями.
– Князь в дом – гость в дом, – безбожно переврал он известную поговорку, – гостеприимно приглашая их в свой обширный двухэтажный дом – бывший княжеский терем, заново отстроенный после прошлогоднего пожара. Теперь он был не только сердцевиной всего Ожска, но и личной резиденцией самого изобретателя.
Константин только кашлянул в ответ, сдерживая улыбку, и лишь поинтересовался:
– Скажи-ка мне…
– Нам, – тут же встрял воевода, снова превратившись в балагура-спецназовца Славку,
– Пусть нам, – покладисто согласился Константин. – А на кой ляд тебе одному такие замечательные, но огромные хоромы?
– Ну, не век же мне бобылем вековать, – степенно заметил Минька, и Славка тут же начал кусать губы.
Начинать подшучивать с самого порога ему не хотелось, но вопрос так упрямо и очевидно напрашивался на язык, что воевода не выдержал:
– А как насчет женилки? Уже все в порядке?
Миньке не понадобилось подыскивать достойный ответ. Откуда-то из-за угла выпорхнула растрепанная девчонка, на вид лет семнадцати, не больше, и робко осведомилась:
– Так что, Михал Юрьич, все, что ты повелел, я сполнила. Дале-то как?
– Ну, подсобишь гостям дорогим, – солидным, хоть и ломающимся еще баском, произнес Минька и по-хозяйски шлепнул шмыгнувшую мимо него девку чуть пониже спины.
Та смущенно, но в то же время радостно взвизгнула:
– Сызнова вы, Михал Юрьич, за свое.
– И впрямь отросла, – изумился Славка, провожая ее оценивающим взглядом.
– Ну, ты тут не больно глазами зыркай, – заметил ему Минька. – И вообще на чужой рот каравай не разевай.
С пословицами юный изобретатель был явно не в ладах.
– Да нет, куда там моему караваю до твоего, – сокрушенно вздохнул бывший спецназовец и двинулся следом за князем в просторную горницу, полностью заставленную столами различного размера.
Все они были настолько загромождены различными инструментами и непонятными штуковинами, что пустого места ни на одном из них практически не оставалось. На многочисленных полках тоже чего только не было! Да и на полу валялось всего в избытке, включая даже какие-то мешки. Один из них был открыт, и Константин с удивлением заметил, что тот доверху наполнен странной однородной светловатой массой. Подойдя поближе и зачерпнув из него горсточку, князь обнаружил, что держит в руках самые обычные… древесные опилки.
Впрочем, всему этому друзья не особенно удивились. Гораздо больше их поразил так называемый красный угол, где у доброго христианина всегда находилась божница с одной, а чаще с тремя иконами. Так вот у Миньки там расположился целый иконостас аж на семь икон, ярко освещаемых сразу тремя лампадами.
Более того, практически на каждой полке и над каждым столом красовалось еще по иконе. Великомученики, угодники и апостолы мрачно и ревниво взирали со всех сторон на вошедших.
– Восемь, десять, двенадцать… Нет, опять сбился. Сразу видно, что здесь святой человек живет, – благоговейно прошептал Славка. – Ну, прямо тебе храм, а не мастерская. И ты их всех знаешь, Михал Юрьич? –
– Конечно, – ответил тот уверенно.
– А вот этот, например, кто? – Воевода-спецназовец ткнул пальцем наугад в какую-то икону, на которой был изображен скорчившийся, чрезвычайно худой полуголый человек, торжествующе ухвативший руками что-то черное с красными точечками.
– Это святой Пеликан, одолевающий беса, – гордо ответил юный изобретатель, хитро улыбаясь.
– А это? – Палец князя уткнулся в икону с изображенным на ней мрачным типом, угрожающе растопырившим пальцы.
– Это великомученик Амфибрахий, одолевший водяного змия.
– Ну а вот тот? – осведомился Славка, указывая на изображение чрезвычайно волосатого мужика, голый торс которого был увешан крест-накрест, будто патронташем, двумя здоровенными цепями.
– Это страстотерпец Абдурахман, терзающий себя за то, что не сдержался и пошел на сделку с сатаной дабы получить некое тайное знание, – во весь голос отрапортовал Минька, уже не сдерживая улыбки.
– Странные какие-то имена у твоих святых, – протянул Славка.
– А это у тебя вообще мастерская или храм? – непонимающе спросил Константин.
– Храм, конечно. Каждый раз, как зайду, сначала триста поклонов отобью, «Отче наш» прочитаю, потом еще пять молитв, благословения у всех попрошу, а уж потом за работу. Чуток потружусь – и опять за молитву с поклонами.
– Помогает? – серьезно спросил князь.
– Еще бы, – гордо вскинул голову Минька. – Боятся сюда бесы лезть. Очень уж тут намоленное все. Ну и опять-таки отец Никодим заходит раз в месяц. Сережка, ой, то есть Сергей Вячеславович, ну, который Иванов, рассказывал, как он во время воскресной проповеди меня другим прихожанам в пример ставил.
– А новые виды оружия ты, разумеется, побоку? – кивнул головой Константин как о чем-то само собой разумеющемся.
– Вот уж хрен вам во всю морду, – заявил Минька. – Ишь чего захотели. Думаете, у меня правда крыша поехала? Да не дождетесь!
– Вот как ныне, оказывается, богоугодный молодняк со старшими разговаривает, – вздохнул сокрушенно Славка.
– Будешь много говорить, так я тебя сейчас вместе с собой на молитву поставлю часика на два, – пригрозил изобретатель грозно.
– Не надо, – перепугался Славка. – К тому же я и словов-то не знаю. Ежели бесы подкрадутся, совсем худо придется мне, несчастному, – пригорюнился он и смахнул несуществующую слезу.
– Не боись, старина. Ко мне приходи. Это ведь раньше народ считал, что я здесь чем-то страшным и темным занимаюсь. Все гадали, то ли я сам колдун, то ли бесов вызываю, а они мне все стряпают. Помнишь, Костя, как Сережка, тьфу, Сергей Вячеславович нечистую силу изгонял из моих мастерских?
– Конечно, помню, – усмехнулся князь.
– Ну и все. С тех пор как отрезало. Я все понял, осознал и обратился к богу. Навешал повсюду кучу икон, каждому святому имя дал.
– А где имена-то брал? – поинтересовался Славка.