Знак Огня (др. перевод)
Шрифт:
Гордона немало удивило, насколько грамотно и толково было в общих чертах организовано преследование беглецов и их окружение. Теперь и осада начиналась по всем правилам, явно под чьим-то опытным руководством. Удивление его исчезло в тот момент, когда он услышал в общем гаме голос Ивана Конашевского, властно отдающий приказы и распоряжения. Видимо, казак одним из первых узнал о смерти шейха и взял командование шализарской братией на себя. Его опыт и чутье командира, соединенные с удачным блокированием беглецов арабской стражей Махмуда ибн Ахмеда, предопределили развитие ситуации.
Впрочем, даже загнанные в угол мятежники вовсе не были беспомощными жертвами.
Через короткое время сад опустел, если не считать убитых и тяжело раненных, которые не могли самостоятельно передвигаться. Зато на башню обрушился целый ураган свинца. Огонь велся с верхнего этажа дворца, из-под купола, а также с крыш всех домов, стоявших вокруг сада, за его стенами.
Пули щелкали о стены башни со звуком, похожим на тот, что издает жук, с размаху налетающий на стекло, за которым горит манящий его свет. Лишь изредка кому-то из стрелков удавалось попасть в козырек или ставень той или иной бойницы. Имея под рукой такой внушительный склад боеприпасов, удерживать башню можно было очень долго. Гораздо раньше — и уже весьма скоро — должна была остро встать проблема отсутствия воды и пищи. Раненый курд особенно страдал от жажды, но с выносливостью, которой славится его племя, терпеливо сносил мучения. Он молча лежал на диване, держа во рту свинцовую пулю, чтобы обмануть чувство жажды.
Поочередно обойдя все бойницы, Гордон внимательно осмотрел окружающую местность. Как он уже знал, дворец со всех сторон был окружен садами, лишь фасадом он выходил в огороженный высоким забором двор. Все это хозяйство было обнесено высокой стеной. Другие, более низкие стены отделяли сады друг от друга — как спицы колеса, ступицей которого был дворец, а ободом — внешняя стена. Сад, в котором стояла башня, находился к юго-западу от дворца, рядом с парадным двором. От двора и от другого сада — на западной стороне — он был отделен двумя внутренними стенами. Оба этих сада словно обтекали сад «райских наслаждений», частично скрытый между флигелями дворца. Стены этого внутреннего сада словно продолжали стены парадного двора. Таким образом, сад с башней оказывался полностью окруженным.
С севера возвышалась наружная дворцовая стена, из-за которой виднелись крыши шализарских домов. Ближайшее здание находилось всего в каких-то полутора сотнях футов от стены. Окна этого дома, как и других соседних зданий, были открыты. Из них высовывались вооруженные люди, палившие по башне в тщетной надежде попасть во что-либо, кроме каменных стен. Во дворце зажгли лампы и свечи, но двор и окружающие сады по-прежнему были погружены в темноту.
Лишь в осажденном саду, как и прежде, горели висячие лампы. Странным и зловещим выглядел этот сад — освещенный островок среди темноты, с башней в центре, пустой, если не считать множества трупов, и при этом окруженный массой невидимых, но явно настроенных злобно и жаждущих крови людей.
Обстрел
— Ну что, сдаешься, Гордон? — прокричал казак. Американец в ответ рассмеялся:
— Приди и возьми нас в плен, если ты решил, что мы готовы сдаться.
— Именно это я и собираюсь сделать. Чуть позже — на рассвете, — заверил его Иван. — Так что все, приятель: записывай себя в покойники.
— Сдается мне, что нечто подобное я уже слышал от тебя, когда ты оставил меня в логове своего джинна, — возразил Гордон. — Но я почему-то до сих пор жив, в отличие, кстати, от твоего павиана.
Гордон специально произнес эти слова на арабском, чем вызвал у нападавших целую бурю возгласов недоверия и гнева. Курды же, которые до сего момента не задали ему ни единого вопроса по поводу его почти чудесного возвращения из лабиринта джинна, переглянулись и кивнули друг другу с демонстративно невозмутимым видом, словно давая понять один другому, что победить джинна, оказавшись в его логове, мог только Аль-Борак.
— Иван, а твоим ассасинам известно, что шейх Аль-Джебаля мертв? — иронично поинтересовался Гордон.
— Они прекрасно знают, что Иван Конашевский — истинный правитель Шализара — сейчас, как и раньше, — последовал раздраженный ответ. — Я действительно не знаю, как тебе удалось одолеть обезьяну, вернуться во дворец и освободить этих жалких курдских шакалов-предателей из камеры, но одно я знаю точно и наверняка: завтра утром, спустя час после восхода солнца, ваши шкуры уже будут развешаны для просушки на стенах этой самой башни!
— Это мы-то шакалы? — недовольно переговаривались гордые горцы. — Курдские собаки? О Аллах, он сам это сказал!
Гордон улыбнулся, поняв, что Юсуф ибн Сулейман по-прежнему не обнаружен. Захвати его исмаилиты или убей — Иван не устоял бы перед искушением сообщить беглецам такую новость. Гордон рассчитывал на то, что в ближайшие часы никто не предпримет серьезный осмотр тюремных помещений, и убедился, что никто не занимался этим до сих пор. Все внимание шализарцев было сосредоточено на башне, и с их точки зрения не было никакого смысла проводить сейчас расследование и осматривать подземелья дворца. Получив косвенное подтверждение своих догадок в молчании Ивана, Гордон укрепился в уверенности, что Юсуф ибн Сулейман жив и здоров и дожидается в туннеле прихода Лала Сингха и воинов Бабер-хана.
Со стороны парадного двора послышались звуки работы топоров, пил и молотков. Что именно делали там осаждающие — из башни видно не было. Ситуацию прояснил Конашевский, прокричав:
— Слышишь? Эй ты, американская свинья, тебе ясно, что там происходит? Я думаю, тебе известно из курса древней истории, как в былые века штурмовали крепостные ворота. Так вот, мои люди сейчас срочно строят подвесной таран на колесах, прикрытый защищающим от пуль навесом и щитом. Построить такую штуку, способную защитить полсотни человек, требует некоторого времени. Но это и есть все то время, что у тебя осталось. Ты меня понял, Гордон? Как только рассветет, мы подкатим нашу тележку к башне и вышибем дверь. Остальное, как я полагаю, тебе и так ясно. Тебе конец, жалкий американский койот!