Знак огня. Сага сумеречных долин
Шрифт:
Чтобы проверить догадку, Гордон обратился к Бардилису на древнегреческом, одном из множества языков — современных и мертвых, — которые он успел выучить за время своей долгой карьеры. Юноша воскликнул от изумления.
— Ты разговариваешь на нашем языке! — ответил он также на древнегреческом. — За тысячу лет здесь не появлялось ни одного чужеземца, который знал бы наш язык. Мы говорим с мусульманами на их языке, но они не знают ни слова из нашего. Значит, ты тоже сын Искандера?
Гордон покачал головой, пытаясь придумать, как объяснить свое знание языка
— Мои предки были соседями людей Александра, — наконец заявил он. — Так что многие из представителей моего народа говорят на твоем языке.
Они приближались к каменным строениям, поблескивающим сквозь деревья, и Гордон понял, что «деревня» Бардилиса — это внушительных размеров город, окруженный стеной. Несомненно, город являлся работой каких-то давно умерших греческих архитекторов, и у Гордона создалось впечатление, что он внезапно оказался в прошлом и увидел наяву то, что изучал в книгах по Древней Греции.
За стенами города крестьяне возделывали землю примитивными сельскохозяйственными орудиями, пасли овец и крупный рогатый скот. Вдоль берега ручья, петляющего по долине, паслись кони. Все мужчины оказались высокими и светловолосыми, как Бардилис. Они бросили работу и побежали навстречу приближающейся паре, с враждебностью и удивлением поглядывая на черноволосого незнакомца, пока Бардилис их не успокоил.
— Впервые за много столетий в долину входит человек, который не является ни пленником, ни торговцем, — пояснил Бардилис Гордону. — Пожалуйста, не произноси ни слова, пока я не скажу тебе. Я хочу поразить своих соплеменников твоими знаниями. Они откроют рты от удивления, когда услышат, что чужеземец разговаривает на нашем родном языке!
Ворота в стене были открыты, их никто не охранял. Гордон обратил внимание, что сама стена находится в плачевном состоянии. Бардилис пояснил, что стражников у южного входа в долину достаточно, чтобы защитить город, и что враги еще ни разу не добирались до него. Юноша повел Гордона по широкой вымощенной улице. Мимо них по своим делам спешили светловолосые мужчины, женщины и дети, одетые точно в такие же туники, как у греков, живших две тысячи лет назад; их окружали точные копии сооружений, стоявших в древних Афинах.
Вскоре вокруг прибывших собралась толпа, но преисполненный важности Бардилис не сразу удовлетворил любопытство соплеменников. Он направился к огромному зданию в центре города, поднялся по широким ступеням и вошел в просторный зал, где несколько человек, одетых в более богатые одежды, чем простолюдины, сидели за маленьким столиком, играя в кости. Вслед за Гордоном и Бардилисом вошла толпа и остановилась в предвкушении какого-то важного сообщения. Вожди прекратили игру, и один из них — великан, весь вид которого свидетельствовал о привычке управлять, — спросил:
— Чего ты хочешь, Бардилис? И кто этот незнакомец?
— Друг Аталуса, Птолемей, — ответил Бардилис царю. — Он говорит на языке Искандера!
— Что за сказки? — властным голосом переспросил вождь.
— Пусть они послушают тебя, брат! —
— Я пришел с миром, — коротко сказал Гордон на древнегреческом. — Меня зовут Аль-Борак, но я не мусульманин.
По толпе прокатилась волна удивления, Птолемей почесал подбородок и нахмурился, подозрительно поглядывая на чужеземца. Царь был великолепно сложен, чисто выбрит и, как все его соплеменники, имел золотистые волосы и голубые глаза.
Он нетерпеливо слушал рассказ Бардилиса о встрече с Гордоном, а когда юноша сообщил о том, как американец поднял камень, освободив его от капкана Птолемей нахмурился и непроизвольно напряг мышцы. Казалось, он недоволен восторгом соплеменников и их одобрительными возгласами, с которыми те восприняли рассказ. Очевидно, эти потомки греческих атлетов с таким же восхищением относились к физическому совершенству, как и их древние предки, а Птолемей был тщеславен.
— Как он мог поднять такой камень? — заметил царь. — Он же небольшого роста. Его голова едва достигает моего подбородка.
— Он гораздо сильнее, чем можно судить по его внешности, царь, — ответил Бардилис. — Эти синяки и ссадины на моей ноге подтверждают, что я говорю правду. Он поднял камень, который я не смог даже сдвинуть с места, а затем спустился по Дороге Орлов, на что решится не каждый житель Аталуса. Он пришел издалека и сражался с врагами, а теперь ему нужно поесть и отдохнуть.
— Тогда дай ему еду и место для отдыха, — презрительно проворчал Птолемей, поворачиваясь спиной, чтобы снова вернуться к игре в кости. — Если он окажется мусульманским шпионом, то ты ответишь за это головой.
— Я с радостью отдам свою голову, чтобы доказать его честность, царь! — с гордостью ответил Бардилис, затем взял руку Гордона в свою и тихо добавил: — Пойдем, мой друг. Птолемей нетерпелив и строг. Не обращай на него внимания. Я отведу тебя в дом моего отца.
Когда они проходили сквозь толпу, Гордон увидел лицо, сильно отличающееся от светлых открытых лиц горожан, — худое и смуглое, с черными глазами, полными подозрительности, внимательно оглядывающими американца. Это был таджик с мешком за спиной. Заметив, что его рассматривают, таджик ухмыльнулся и резко вскинул голову. В этом жесте было что-то знакомое.
— Кто этот человек? — спросил Гордон.
— Абдулла, мусульманский шакал, один из тех, кому мы разрешаем заходить в долину с бусами, зеркалами и другими безделушками, которые нравятся нашим женщинам. Мы меняем на них руду, вино и шкуры.
Теперь Гордон вспомнил, что встречал этого изворотливого типа, обычно болтающегося в Пешаваре, и его подозревали в контрабандной торговле винтовками. Но когда американец оглянулся, смуглое лицо уже затерялось в толпе. У Гордона не было причин опасаться Абдуллу, даже если тот и вспомнил его. Таджик не мог знать про бумаги, которые нес американец. Гордон чувствовал, что граждане Аталуса с симпатией относятся к другу Бардилиса, несмотря на явную ревность тщеславного Птолемея, вызванную восхвалением силы чужеземца.