Знак Сокола

Хван Дмитрий Иванович

— Вот как! — приподнял одну бровь Смирнов.

— Под Наровой он сейчас, — проговорил Иван. — Как Афанасий Михайлович прознал о службе своей скорой у Орешка, так он Никите Самойловичу отписал об сём. А тот весточку вам шлёт, но токмо письмецо евойное у воеводы Афанасия Михайловича при себе. Они с Никитой Самойловичем одно время в Себеже служили воеводами, а Ефремова-то в позапрошлом годе в Тихвин услали.

— Ну что же, Иван, завтра с утра за воеводой отправишься, — сказал Смирнов. — А пока ты мне про Орешек расскажешь да, что делали тут, поведаешь.

По словам Кобылина, на южном берегу Невы

стрельцы появились в середине осени. Соваться под стены крепости Ефремов не стал, разделив свой отряд на две части. Первая, под началом самого толкового сотника, переправилась на северный берег немного ниже по течению реки. Остальное войско стало лагерем в трёх верстах от Орешка. В течение седмицы оба отряда сумели уничтожить дюжину дровосеков, самонадеянно вышедших из крепости на двух баркасах, а также перехватить небольшой обоз из десятка телег с сеном и снедью, шедший в Нотебург из Ниеншанца, и в скоротечном бою уничтожить небольшой отряд из двух десятков шведов, направлявшийся к Орешку, — среди них были, по словам сотника, попы лютеранской веры да служки. Причём этот отряд стрельцы избивали на виду крепостных стен. Начальник гарнизона Орешка, прознав о дерзких злодеяниях небольшого числом русского войска, один раз под утро переправил на берег около трёх сотен солдат под командованием умелых офицеров, и те попытались напасть на лагерь русских, видимый по дымам костров. Но после короткой перестрелки Ефремов увёл стрельцов, не желая доводить дело до прямого столкновения. Огрызаясь горячим свинцом, воины уходили на запад, а шведы, в свою очередь, не стали преследовать русских, опасаясь далеко отходить от Нотебурга.

До наступления зимних холодов стрельцы воеводы Ефремова ещё несколько раз успели вступить в схватки со шведами, нападая на небольшие отряды врага. Афанасий Михайлович даже спускался вниз по Неве до Канцев — шведской крепостицы Ниеншанц. Там, неожиданно для шведов атаковав из ближнего леса посад фортеции, стрельцы в скоротечном бою уничтожили до двух сотен шведов — и солдат, и поселенцев. Запалив чужие дома, ефремовцы, не дожидаясь схватки с гарнизоном Канцев, ушли восвояси, похватав что было можно утащить с собою, включая десяток девиц. Именно эти наглые действия московитов и вызвали скорый сбор ополчения в Выборге.

Ну а воевода Ефремов, потеряв четыре десятка стрельцов убитыми и умершими от ран, вернулся к Орешку, дабы встать тут на зимовку. Поиздержавшиеся провизией, свинцом и порохом, воины укрепились в трёх деревеньках и принялись ожидать обещанного им в Тихвине «войска онгарского». Именно оно и должно было осадить Орешек, а Ефремов должон быть при воеводе их, слушать его во всём. Для досмотру за онгарцами были при войске тихвинского воеводы и дьячки, загодя с самого Новагорода к Афанасию Михайловичу присланные.

Однако время шло, а союзного войска всё не было. Периодически объезжавшие ближайшие деревеньки на не съеденных пока конях стрельцы справлялись у местных жителей, не видали ли они кого, не слыхали ли чего да смирны ли свеи. И вот в один из дней к стоявшим в Боровках воинам прибежал мальчонка из лесной заимки. Посланный своим отцом, он известил стрельцов о том, что близ пустой Хрипановки вороги лес рубят да кроют ввалившиеся от времени крыши на крепко стоящих срубах, а кривые избёнки —

раскатывают.

— Вот так мы и решили поглядеть, кто там балует, — простодушно развёл сильные руки в стороны Кобылин. — Коли свей — то надобно за товарищами посылать, а коли онгарцы — то разговор вести.

— Глянули очень плохо — не таясь! — рыкнул Смирнов. — А ежели шведы то были, наделали бы в вас дырок излишних для жизни!

— Так и мы не лаптем деланы! — оскорбился Иван. — Фитиля дымились, а сабли востры!

— Воевода ваш уже потерял четыре десятка стрельцов! Ещё желаешь? — грозно спросил полковник.

— На то воля Господня, — перекрестился сотник. — А службишка наша — живота не жалеть своего.

— Это неправильно! — рубанул рукою воздух Андрей Валентинович.

— Как так? — несказанно изумился стрелец, вытирая со лба заблестевшие капли пота.

— Служба ратная состоит в выполнении поставленной задачи и в служении на благо Отчизны, а не в пустой гибели, — наставительным тоном проговорил Смирнов. — Смерть — не самоцель, а препятствие в выполнении приказа. Сорок мертвецов… это очень много, Иван.

Полковник вдруг замолчал, задумавшись.

— Ну да ладно, будете теперь по-нашему воевать. — Полковник посмотрел на притихшего сотника, глядящего вокруг тяжёлым взглядом. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, и Андрей Валентинович уже примиряющим тоном проговорил: — Чай пил доселе? Нет? Тогда бери чашку и пробуй, да не кручинься!

— Милостивый Господь! — От холода Мартина неожиданно сильно передёрнуло всем телом.

Пальцев на ногах он не чувствовал уже давно, а Длинного Ларса всё нет. Тяжёлые башмаки караульного гулко стучали под перекрытием крепостной стены, и он пытался наступать там, где ветром нанесло снег, — там они лишь поскрипывали. Ему не хотелось создавать лишнего шума, дабы не пропустить момента, когда хлопнет заветная дверь, и тогда он услышит пьяные голоса дружков. Мартин с досадой подумал, что если Улоф Кувалда снова проиграется, то долг ему не видать как своих ушей.

— Чёртов неудачник! — в сердцах пробормотал караульный, имея в виду то ли себя, то ли Улофа.

После того как безгранично наглые, а потому и оставшиеся в живых русские горе-переговорщики были отправлены прочь от фортеции, шведы всё же увеличили число караульных на стенах.

— Мало ли что придёт в голову этим сумасшедшим, и они решатся устроить штурм, — сказал тогда начальник гарнизона Иоганн Кунемундт.

И теперь Мартин должен был неизвестно зачем прозябать на морозе. Дураку ясно, что если московиты захотят штурмовать стены, то шведы узнают об этом первыми.

Где-то внизу наконец бухнула тяжёлая дверь казармы. Вовремя! Ибо в сердце Мартина уже закипала бессильная злоба на своих товарищей. Настроение шведа заметно улучшилось: ещё немного — и он будет в тепле, можно завалиться спать или побросать кости. В кармане звякали монетки, всего двадцать эре — с ними стоило попытать счастья!

— Ларс, ты неповоротливая свинья! — выкрикнул навстречу поднимающемуся на стену здоровяку Мартин. — Я льдом быстрее покроюсь, пока ты сменишь меня!

Ларс, поднявшись, так же неторопливо установил на стене факел и принял от злобно зыркавшего на него товарища мушкет.