Знак убийцы
Шрифт:
— Не торопитесь благодарить. Эта миссия представляется крайне деликатной. Согласно первым анализам, похоже, этот метеорит содержит в себе следы бактерий экстремофилий.
Отец Маньяни на секунду опешил, потом расхохотался.
— Святой отец… Бактерии экстремофилий… Это несерьезно… Подобное мошенничество уже разоблачили несколько лет назад в Австралии. Оказалось — это обыкновеннейшая пыль, абсолютно земная.
— Больше пока я ничего не знаю. Но наш тамошний информатор утверждает, что эта гипотеза заслуживает того, чтобы к ней отнеслись со всей серьезностью. Дело интересует многих самых высоких деятелей
Угловатое лицо отца Ванореччи приняло выражение удивительной важности, и улыбка Марчелло Маньяни угасла.
— Самых высоких… Вы хотите сказать…
Не отвечая, отец Ванореччи обратил взор в сторону окна. В ту сторону, где находилась самая высшая власть Церкви… К тому, чье имя не было надобности называть… Отец Маньяни вдруг почувствовал на своих плечах реальную тяжесть своей миссии.
Приор, как обычно краткий и точный, проводил его к двери, снабжая необходимой информацией:
— Вы покинете Рим сегодня вечером. Самолет в Париж в девятнадцать тридцать две. В гостинице на улице Амлен, в Восьмом округе, в двух шагах от резиденции папского унция, вам зарезервирована комната. — Когда отец Маньяни уже собрался открыть дверь, отец Ванореччи остановил его: — Еще я должен довести до вашего сведения, что профессор Питер Осмонд тоже приглашен для анализа этого метеорита.
— Питер Осмонд? Из Гарварда?
— Он самый. Как видите, дело принимает серьезный оборот.
Питер Осмонд… Отец Маньяни прочел все его книги: безусловный эталон. Ведь это он несколько лет назад разоблачил фальшивый австралийский метеорит, что тогда наделало много шума. Представитель Церкви вдруг почувствовал себя полным ничтожеством.
— Но, святой отец… Мне кажется, я недостоин…
— Спор бесполезен, и вы это знаете.
Отец Маньяни пытливо посмотрел на приора и подтвердил свое согласие легким кивком. Он был иезуит и твердо соблюдал два основных правила ордена: самоотречение в деле и подчинение вышестоящим. Отец Ванореччи открыл дверь и вздохнул:
— Я также должен предупредить вас, отец Маньяни, что то, о чем идет речь, выходит за рамки чистой науки. Наш информатор сигнализировал нам о присутствии в Париже одной персоны, к которой вы должны отнестись с подозрением. Вам надо быть чрезвычайно бдительным. Я полагаю, вы меня поняли?
Отец Маньяни был уверен, что эта миссия намного превышала его силы. Но таково было его добровольное служение: самоотречение ради воли Отца.
Воля Отца Всевышнего… Он почувствовал, что должен на несколько минут присесть на скамейку и обратить взор к большому куполу базилики Святого Петра, который высился в лазурном небе. Он закрыл глаза и попросил помощи у Неба…
И теперь, глядя в иллюминатор самолета, отец Маньяни вопрошал темноту. Он не был уверен в том, что задает себе те же вопросы, что и Питер Осмонд. Ни в том, что он надеется на такие же ответы.
ГЛАВА 4
Под лучезарным солнцем молодая женщина, одетая в бесформенную майку и болтающиеся шорты, бегом поднималась по аллеям, обсаженным кленами. Ее длинные пышные каштановые волосы колыхались при каждом шаге. На памяти ученого такого еще не бывало: служащая «Мюзеума» бегала трусцой в Ботаническом саду! Каждое утро! В хорошем расположении духа! Это зрелище повергало более чем просто в изумление.
Сразу
Следует добавить также, что у Леопольдины Девэр не было своего кабинета. За два года администрация оказалась неспособна найти для нее место, где она могла бы расположиться со своими делами. И в результате она оставляла свои сумку и куртку где придется, а потом весь день бегала из одного конца в другой по сорока гектарам городка и была убеждена — вполне логично, — что «Мюзеум» в целом и есть ее служебный кабинет. Такая ситуация подходила ей тем более, что у нее не было намерения обосноваться где-либо окончательно. Ни профессионально, ни сентиментально. Она должна была зарабатывать, чтобы оплачивать свое жилье и кормить кота Титуса, но самой ей нужны были только книги. Итак, она готова была работать столько, сколько нужно, и — ничего не поделаешь! — даже если заработная плата была отнюдь не сногсшибательна. Что же касается какого-нибудь поклонника… Да, Леопольдина не была слишком разборчива. Она много работала и, следовательно, не ждала очаровательного принца, просто надеялась встретить мужчину немыслимого и преданного, который ослепит ее своими необыкновенными подвигами. Только так!
В общем, в двадцать восемь лет Леопольдина Девэр была молодой женщиной своего времени: ничего не видя вокруг себя, она носилась, боясь остановиться.
Она одно за другим обходила старые здания «Мюзеума», просторные строения в пять этажей, длинные и массивные, которые прожили два века, не утратив своей величественности, но и не получив тем не менее права на очистку фасада. Ансамбль вызывал в памяти затянутых в свои строгие и немного поблекшие старомодные костюмы господ, на которых взирают с уважением, смешанным с недоверием.
Она повернула направо и бросила взгляд на вереницу туристов, которые растянулись у жемчужины «Мюзеума» — Большой галереи эволюции, гигантского сооружения из дерева и стали, которое представляло ошеломленному посетителю панораму возникновения жизни начиная с самых простейших форм и до человека. Леопольдина вспомнила день, когда она впервые пришла сюда: сопровождаемая гидом, она обозрела это огромное пространство, где внушительные скелеты кашалотов, набитых соломой слонов и роскошных птиц теснились в феерии света. Тогда она, словно маленькая девочка, просто онемела…