Знак Василиска 3
Шрифт:
Инспекция? Отпадает - такими силами на проверку не ходят, да и незачем это - микроэлектронный чип, вживлённый ему в голову при постриге, лучше всяких клятв гарантировал его преданность Вере, заставляя слабую плоть корчиться в мучительных судорогах при малейшей попытки отойти от принятых правил и взятых на себя обетах. В бытность Императора, работы с подобными устройствами были запрещены - всё, имевшее хоть какое-то отношение к микроэлектронике было под запретом, но кто же пойдёт проверять монастыри Святой нашей Матери Церкви? Да и где тот Император? Пять, почти уже пять лет прошло с момента его исчезновения,
Но, если не инспекция - тогда что? Караван транспортов? А чего они к нам идут? Прыгали бы себе дальше - по маршруту?!
– Брат-капитан, - прервал его мысли оператор систем связи: - Входящий вызов, брат.
– На меня, - щёлкнув пальцами, приказал Пётр, вновь пододвигая к себе отодвинутый было в сторону планшет.
Чёрный цвет экрана сменился серым, показывая, что канал, связывающий корабли, установлен, а затем прямо по центру появились слова, выписанные каким-то рубленным, грубым шрифтом.
– Memento, quia pulvis es, - прочитал их капитан, тщетно пытаясь выудить из своей памяти перевод.
– Помни, что ты - прах, - склонившийся над экраном брат- исповедник задумчиво пожевал губами: - Не помню я, брат-капитан, чтобы у нас кто-то ходил с таким девизом. Вот только если это...
Сменившаяся картинка - оператор второго корабля решил, что прошло достаточно времени для прочтения надписи, открыла вид на рубку вызывавшего их гостя.
Там, на капитанском возвышении, в кресле, со слегка откинутой спинкой, полулежала, облачённая в красную сутану епископа, фигура с надвинутым на лицо капюшоном.
– Преосвященнейший Владыка!
– произнося положенный титул, рука Петра, живя своей жизнью, дёрнулась, начиная творить Символ Веры, но замерла на пол пути - с этим епископом что-то было не так.
Стряхнув наваждение, капитан уже более внимательным взглядом изучил всё так же расслабленно полулежащую в кресле фигуру, и похолодел - лежащие на подлокотниках руки - ладони, выступавшие за край облачения, были в броне. В незнакомой броне, выкрашенной в темно бордовый - так выглядит запёкшаяся кровь, цвет.
– Вы кто?
– не желая затягивать молчание, Пётр посмотрел прямо на человека и тот, словно отвечая его желаниям, пошевелился, и, выпрямившись в своём кресле, быстрым движением скинул с головы капюшон.
– Проклятый! Причетник!
– выплёвывая вместе со своей ненавистью капельки слюны, Корнелиус дёрнулся, будто его ударило током: - Ты?! Проклятый!
– Красный Причетник, - пропуская его ненависть мимо себя слегка пошевелил головой лже-епископ: - Не трать время на сотрясение воздуха, монах. Что мне твои проклятья... Капитан, - голова, заключённая в глухой, с узкой прорезью на уровне глаз, шлем, качнулась в сторону брата-капитана: - Сдавайтесь - вы на прицеле.
– Сдаться?
– эхом повторил капитан, лихорадочно прикидывая свои варианты.
– Сдаться!
– в черноте смотровой щели, зелёным, каким-то кошачьим светом блеснули на миг глаза Проклятого Причетника: - Ваши корветы шустры, не спорю. Но развернуться вы не сможете - циркуляция велика, а вы уже на наших прицелах. Стопорите ход и готовьтесь к приёму перегонных команд. Не глупите -
– Будь ты проклят!
– метнувшаяся к экрану рука брата-исповедника ткнула плашку разрыва соединения, и Пётр подался назад, едва сумев уклониться от развевавшегося рукава сутаны.
– Никакой сдачи!
– нависнув над ним, налившийся кровью Корнелиус, выплёвывал слова прямо ему в лицо, не обращая внимания на летевшие изо рта брызги: - Мы будем биться!
– Нас расстреляют, - покачал ему в ответ капитан: - Он прав. Развернуться мы не сможем, - подняв руку он махнул в сторону посверкивавших в лучах светила стены астероидов: - Не впишемся. Придётся маневрировать, а тогда...
– устало махнув рукой он посмотрел на своего куратора.
– Объявляй боевую! С молитвой на устах, - глаза исповедника вспыхнули фанатичным огнём: - Пойдём мы в бой!
– Нас просто перестреляют!
– превозмогая возникшую в затылке боль - отвечая на любое неповиновение чип задействовал болевые центры мозга, покачал, морщась от боли капитан: - И людей и корабли положим же!
– попробовал он пробиться к разуму Корнелиуса: - За зря положим!
– Я вижу, сын мой, - неодобрительно качнул головой тот: - Вера в тебе слаба.
– И, прежде чем Пётр успел что-либо предпринять, он ткнул пальцем в экран, активируя режим всеобщего оповещения: - Братья мои по вере!
– вещание велось на общей волне, и слова брата-исповедника могли слышать все - все, включая даже их врагов: - Дьявольское отродье вынуждает нас принят бой! Так укрепим же души наши молитвой и с Верой в сердцах дадим отпор грязным прислужникам лукавого! Помните...
– Экипажам корветов!
– перебил его слегка хриплый мужской голос, в котором Пётр, ничуть не удивляясь опознал говорившего с ним лже-епископа: - Говорит Красный Причетник. Ваши смерти мне не нужны. Сдавайте корабли - гарантирую жизнь. Вы у нас на прицеле - деваться вам некуда, - усмехнувшись, Причетник продолжил: - Со мной почти три десятка рейдеров. У вас нет шансов. Стопорите ход.
– Не слушайте его!
– взвизгнул исповедник, понимая, что допустил ошибку, выйдя в эфир на открытой волне: - Сие есть речи врага Человеческого! Этот кровавый палач будет истязать тела ваши! Клещами, раскалёнными жилы тянуть! Пилить руки ваши пилами тупыми!
– Перечисление всех мук, которыми Причетник должен был подвергнуть пленных заняло у святого отца с минуту, после чего он замолк, тяжело дыша и вытирая пот со лба.
– Эээ... Святой Отец, - даже в голосе Причетника звучали теперь уважительные нотки: - Вы до пострига кем были? Не в отделе дознаний? Так тонко знать методику усиленных допросов и психоломки...
– Изыди!
– устало мотнул головой Корнелиус, будучи сейчас не в силах посрамить своего оппонента.
– Угу.
– Тотчас ответил, словно только этого и ждал тот: - Аж вот побежал прямо. Ход стопорим. Это - последнее предложение. Кто не подчинится - уничтожу.
Подчиняясь приказу брата-исповедника, корветы, перейдя на малых ход начали медленно разворачивать свои вытянутые тела прочь от астероидного поля, так и не ставшего ловушкой для зазевавшегося контрабандиста.