Знал бы прикуп
Шрифт:
Вскоре прямо на аллею прикатил желтый милицейский «бобик». Менты сунулись в эпицентр толпы. Потом двое подошли ко мне. Хамовито-вопросительным тоном произнесли мою фамилию.
Я усмехнулся, обрадовал их:
— Все правильно. Это я.
— Давай… — Один из них приготовил наручники. Я подставил руки. «Браслеты» защелкнулись.
— Поехали, — сказал второй.
Мы пошли к «бобику». Я — в центре, они — по краям. Разглядев меня, подошедшего, водитель присвистнул. Поинтересовался
— Его дела?
Те отмахнулись:
— А чьи же?… Их тут целая бригада.
Меня заперли в задней клетке. Вернулись в толпу.
Наконец прибыла «Скорая». К этому времени и Тренер, и напарник были увезены на «Волге» эсбэушников.
Моих ментов происходящее перестало занимать. Они вернулись к машине. Расселись. Водитель завел надрывно рычащий двигатель. Уже врубил скорость. Но вдруг заглушил его.
Сквозь мелкую металлическую сетку и мутное лобовое стекло увидел одного из собачников, стоящего перед «бобиком».
Менты выбрались из машины, подошли к нему. Выслушав, оживленно принялись возражать. Собачник был спокоен и непреклонен.
Милиционеры вернулись ко мне. Тот, который надевал наручники, открыл мою дверцу, знакомо издал:
— Давай.
И снял их.
Я спрыгнул на землю. Спросил:
— Могу идти?
— Сказали, отвезти, куда скажешь. — Полученным распоряжением он был не особо расстроен.
Я влез на его место. Рядом с водителем.
— Куда? — спросил тот.
Я не думал.
— Давай за «Скорой».
ГЛАВА 38
В тяжеловесном, мрачном коридоре «еврейской больницы» пахло, как в прихожей коммунальной квартиры. Сидя на подоконнике, я вдыхал коктейль, состоящий из ароматов непросохшего белья, горелой каши. туалетной хлорки и медикаментов. Ждал, когда мне позволят навестить потерпевшую.
Первый час ее держали в манипуляционной. Потом с наглухо замотанной головой перевезли в палату.
На мой вопрос: «Как она?» — и врач, и сестры ответили банально:
— Все в порядке.
Впрочем, судя по их беспечным лицам и походкам, не врали.
Прошло уже минут сорок с тех пор, как к пациентке вошли двое в строгих рубашках и при одной на двоих папке.
«Не терпится же», — думал о посетителях, расстроившись тому, что ожидание продолжилось.
Чего хотел — я и сам не знал. Уж во всяком случае, не допрашивать.
Хотя вопросы одолевали.
В фильмах врачи имеют манеру предупреждать сыщиков, жаждущих допросить больного: «В вашем распоряжении десять минут».
Эти нетерпеливые посетители бессовестно проторчали в палате больше часа. и никто их не торопил. Наконец
В палате было прохладно, тихо и неуютно. Единственная, похожая на инквизиторское ложе. кровать стояла в центре, изголовьем к окну.
Я. глядя во все глаза на обмотанную сферу с прорезями для носа и губ, приблизился к ложу, присел на стул.
Догадывался, что удалившаяся парочка вряд ли битый час проторчала здесь, всего лишь сочувственно разглядывая потерпевшую. Пациентка, конечно же, слышала и могла говорить.
— Привет. — сказал я.
— Привет. — просто отозвалась она. И спросила: — Ты один?
Слышно ее было вполне сносно. Не хуже, чем тогда, ночью.
Я кивнул. Спохватившись, ответил:
— Один.
Мы помолчали. Что говорить, я не знал. Спросил:
— Как тебе там?
— Темно.
— Больно?
— Уже не так.
Снова затихли. Я подумал, что мы с ней не умеем разговаривать ни о чем. Ни разу не пробовали, и учиться этому теперь было поздно.
Похоже, и она считала так же, потому что сказала:
— Запиши номер сейфа и код.
— Запомню.
— Нет. запиши. — Она продиктовала шесть цифр. Две и через паузу еще четыре.
Я записал их на полях долларовой купюры. Спросил:
— Камера хранения?
— Платный сейф в банке. Там пленка.
Мы опять помолчали. Я не решался спрашивать. Она начала сама:
— Ты был прав. Это надо уметь…
— Как они тебя нашли?
— Не знаю. Я оставила записку на лобовом стекле их машины. Написала номер счета, на который он должен перевести деньги, и предупредила, что пленка в надежном месте.
— Когда это было?
— Ночью. А утром к открытию поехала в банк. И там он меня нашел.
— Кто?
— Напарник. Я сдала пленку на хранение, собиралась выйти, но увидела машину. Мне показалось, что он не знает, что я уже в банке. Но он ждал, когда я приду.
— Зачем тебе нужен был банк?
— Думала, будет надежней. И Тренер говорил, что, если бы тот дурак спрятал фотографии в сейфе банка, пришлось бы заплатить.
— Потому тебя и вычислил, — сообщил я.
— Но банков много.
— Вещи на хранение в городе берет только один. Небось видела рекламу на Малой Арнаутской?
— Да, — ответила она после паузы.
— И он ее видел.
Я спохватился:
— Ты — как? Менты час донимали, теперь — я.
— Ничего. Лучше разговаривать, чем молчать в темноте.
— Какой счет ты им дала? — спросил я.
— Как какой?… — Она не произнесла: «Бориса». Но удивилась, как мог этого не понять.