Знаменатель
Шрифт:
– И чем же ты был так занят, герр Беренд? – с интересом вмешался в разговор Данька.
– Работал. Учился. Но больше работал.
– Была такая нужда?
Я совсем забыла о посуде, не желая пропустить этот разговор. Теперь Штефан отвечал только Даньке:
– Была. Я давно понял, что мне придется уехать из дома. Мои родители не бедны, но и не настолько богаты, чтобы давать любые деньги, не услышав стоящих причин. Они мне помогли и сейчас помогают – но только после того, как убедились, что я серьезно настроен. Для этого и вкалывал.
– А зачем тебе нужно было уезжать из
– У меня есть дела. В нескольких странах. Но для начала я выбрал Россию из-за знания языка. Дальше будет только сложнее, но нужно было с чего-то начинать. Еще был во Франции… но всего несколько дней.
Очень странно. Но сразу вспомнился их разговор в аудитории – если он верит в существовании некой Системы, то приехал и поселился в России только для того, чтобы встретиться со мной? А потом отправится искать других? Зачем? Там что-то звучало про смерть. И самое главное – почему он так спокойно наводит на эти подозрения Даньку, но ровным счетом ничего не говорит мне? Если он все-таки столько сил вложил только для того, чтобы убить меня, то почему я все еще жива? Если же не для убийства, то не пора ли и меня посвящать в Боннские тайны? Не выдав себя, я не могла задавать вопросов дальше, но и Данька не спешил развивать эту тему. Так и получилось, что мы замолчали и вернулись к своей работе.
Я терла пенной губкой тарелки, пытаясь сосредоточиться. Слишком мало данных для анализа! Сейчас пока ясно только то, что он в свою легенду о Системе верит давно и безусловно. Даже если у него психическое отклонение, навязчивая идея, но для него это истина, ради которой он с детства и перестраивал собственную жизнь. Настолько усердно, что даже родители прониклись и помогли финансово. Я для него не предмет романтического интереса, а часть этого психического отклонения, что для меня может быть чревато осложнениями. Если он не только организовал переезд в другую страну, но и устроился в тот же вуз, значит, наверняка уже выяснил, где и с кем я живу. Но при этом никакого контакта вне стен института не было. А вдруг он следит за мной? По коже пробежала ледяная волна. Вдруг только ждет подходящего момента? Но зачем тогда вообще нужен институт? И основной вывод: сам он твердо уверен, что меня посвящать в детали нельзя. Именно так он Даньке тогда и сказал. Он совершенно точно психопат, но опасный психопат или обычный сталкер – пока неизвестно.
После возвращения шумной компании веселье возобновилось. На этот раз я сама подошла к Штефану и, ухватив его за руку, потащила танцевать. Он удивился, но сопротивляться не стал.
Я была заметно нетрезвой, как и все присутствующие. Как и сам Штефан. Потому и ринулась в бой, решив убедиться хоть в чем-то:
– Я нравлюсь тебе? В смысле романтического или сексуального интереса.
Данька тут нас расслышать не мог – этот вопрос я бы постеснялась озвучить при нем. Но сам Штефан так растерялся, что ненадолго застыл на месте.
– Нет, конечно. С чего ты взяла?
– Так из твоего странного внимания взяла, – я улыбалась и продолжала танцевать, чтобы остальные не увидели нашей заминки. – То есть совсем не нравлюсь?
Он задумался, но в глаза не смотрел. Да и, надо отдать
– Нравишься. Уверен, мы не можем друг другу не нравиться.
Мы? О чем он вообще? Якобы он мне тоже обязан нравиться?
– В сексуальном смысле? – уточнила я.
Он снова остановился и даже отодвинул меня, наконец-то посмотрев прямо.
– В сексуальном? Что ты несешь? Мы ведь ближе, чем сиамские близнецы. Это даже не инцест, это онанизм какой-то, – на этот бред я не знала, что сказать, поэтому просто молчала и хлопала глазами. Штефан изменил тон: – Прости, я несу чушь. Сильно перепил. Mist! So ein Mist…7 Вика, ты мне интересна, но совсем не в этом смысле. И я бы очень хотел общаться с тобой больше. То есть и с Даниилом, конечно.
Было забавно видеть, как он старательно подчеркивал, что никакой интимности это желание общаться не подразумевает.
– Но пока тому нет никаких причин! Прости уж, пришелец, что сразу говорю и за Даньку, – я смеялась, но была удивлена его почти детской непосредственности.
– Посмотрим.
Даня глядел на меня внимательно, когда я шла к нему, но ни о чем спрашивать не стал. Именно поэтому я и выбрала себе такого парня – лучший из лучших. И никаких лишних или непонятных слов.
Из остальной болтовни, уже часто по-пьяному бессмысленной, важным для дальнейшего анализа стал только один разговор. За Штефана снова принялась неугомонная Ксюша:
– Если бы тебя описать одним словом, то какое бы это было слово?
Ни он, да и все остальные, смысла вопроса не поняли. Тогда Ксюша попыталась выразиться яснее:
– Вот смотри, всегда на первый план выходит какое-то прилагательное. Одно или два. Что-то главное. Например, – она скользнула взглядом по всей толпе и остановилась на нас, – Вика… сдержанная. Даня – справедливый, неравнодушный. Оля – добрая. Понял?
– Понял, – теперь Штефан улыбался уверенно. – Тогда Вика не сдержанная, а рациональная. Оля – скромная. Никита – прямолинейный. Катя – поверхностная…
Последний «комплимент» Ксюшу не заинтересовал, а Катя насупилась, но получила свой утешительный хлопок по плечу и неутешительный смех от Никиты.
– А я какая? – Ксюше это было очень важно узнать.
– Надоедливая, болтливая, – не задумываясь, ответил Штефан.
Ксюша замолчала, но тут вмешалась Оля:
– Тогда ты какой?
– Сам поверхностный! – это Катя ожила после шока.
– И самовлюбленный! – Ксюша тоже поспешила отдать дань возмездию.
– Замороженный! – вмешался и Никита.
– Отмороженный, – не выдержала я.
– Да просто странный, – поправил всех Данька.
Штефан же ответил после того, как все желающие высказались:
– Целеустремленный.
Это заявление все восприняли как незаслуженный комплимент себе, любимому. А я задумалась. Очень просто дать кому-то определение – то, что для тебя в этом человеке лежит на поверхности. Но самого себя описать одним словом невозможно. Зная себя изнутри, из тысячи граней человек вряд ли способен выбрать первостепенную. Но у Штефана, кажется, этот вопрос имел однозначный ответ.