Знамение смерти

Лисина Александра

Тир тихо вздохнул и повторил:

– Спасибо.

И мудрый Владыка эльфов снова почувствовал себя неуютно, будто этот необычный мальчик внезапно прочел его смятенные мысли. Но одновременно с этим к нему вдруг пришло, наконец, твердое решение.

– Идем, Тир, - сказал Тирриниэль, со странным облегчением встречая конец своих долгих колебаний.
– У меня не так много времени, которое я смогу тебе уделить: неделя, может быть, две или три. Нам придется хорошо поработать, чтобы ты усвоил основные принципы нашей магии и научился сдерживать свой Огонь. За друга не волнуйся - он останется здесь столько, столько потребуется. Если у нас ничего не получится, ты и Милле будете вольны покинуть

Лес в любое время. Если он справится - тоже: я поклялся. Но если вдруг вы пожелаете задержаться сверх этого, я приму вас так же, как сейчас. И в любом случае, как бы ни сложились обстоятельства, мой Дом всегда будет открыт для вас. Здесь ты найдешь помощь, защиту и кров. На столько времени, насколько пожелаешь сам. Запомни это.

Юный маг непонимающе вскинул голову, но Владыка не стал ничего добавлять, а быстро направился в сторону Священной Рощи, опасаясь потратить впустую каждый драгоценный час своей короткой жизни. Теперь у него не было права на ошибку. Он выбрал. А значит, должен будет сделать все, чтобы этот удивительный мальчик выжил в грядущих интригах и сумел удержать в своих руках тяжкое бремя власти. Или хотя бы обуздал тлеющий в глубине его сердца древний Огонь. Но малыш справится. Он должен справиться, потому что прямому потомку Изиара никак нельзя сдаваться на волю двуличной и переменчивой судьбы. Да, я сам почти умер. Да, уже одной ногой стою по ту сторону жизни, но еще есть время побороться. Есть силы, чтобы сопротивляться неминуемому, как есть для этого несколько бесконечно долгих дней и смутная надежда, что все усилия не будут напрасными.

Оставшись одна, Мелисса некоторое время сидела на берегу озера, раздумывая над тем, стоит ли ей обидеться на Тира за недавний обман или же нет. Но потом все-таки решила, что обижаться глупо, и слегка посветлела: ведь он не хотел причинить ей боль и сам признался, что сожалеет. Он совсем неплохой, хоть и Темный, только упрямый очень и немного вспыльчивый. Но это не страшно, потому что он, в отличие от многих, умеет искренне любить, быть преданным братом, сыном и верным другом.

Девушка привычно подтянула ноги к груди и, обхватив руками колени, тихонько запела знакомую с детства колыбельную, которую так часто напевала ей мама. Совсем негромко, для себя. Но вскоре забылась и стала петь громче, бездумно ероша пальчиками густую траву и восхищаясь ее поразительной мягкостью. В какой-то момент ладошки несильно кольнуло, но она не обратила внимания - была слишком поглощена собой и любованием прозрачной гладью лесного озера, в котором, как в зеркале, отражалось бескрайнее небо и редкие пушистые облака. Там же чуть подрагивал оранжевый круг жаркого солнца, пролетали крохотные точки птиц и мерно колыхались несколько белоснежных лилий, робко устроившихся в ласковых объятиях зеленых листьев.

Когда пальцы укололо сильнее, Мелисса удивленно обернулась и сперва не поняла, в чем дело. Но потом пошарила вокруг и неожиданно наткнулась на острый, торчащий из-под земли корешок, который не заметила прежде. Маленький, узловатый и очень-очень тонкий, он скорее напоминал вылупившегося из яйца змееныша. Но неуверенно коснувшись твердой, как камень, коры, девушка быстро поняла, что ошиблась.

Она повертела головой, пытаясь понять, откуда на просторной лужайке вдруг взялся этот отросток, но быстро вспомнила, что у некоторых деревьев корни могут достигать многих и многих саженей, способны пробивать себе дорогу даже сквозь прочный камень, ловко цепляться за скалы и выживать там, где, казалось бы, ни способно существовать ничто живое. А потому ничего удивительного в том, что посреди широкой поляны к свету вдруг пробрался один из таких корешков, не было.

Мелисса

успокоилась и спрятала его под рыхлую землю, чтобы не засох, однако слегка промахнулась и снова больно уколола палец. Да так сильно, что на нем выступила крохотная капелька крови.

Она поспешно вытерла алое пятнышко и прижала упрямый росток уже ладошкой, но он каким-то образом снова высвободился и ткнулся кончиком в нежную кожу. Правда, на этот раз не так больно, но Милле все равно вздрогнула и машинально обхватила его, чтобы больше не вырвался. В тот же миг у нее все поплыло перед глазами. Неожиданно закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, но это быстро прошло, после чего в теле возникла восхитительная легкость, а взгляд стал странно расплывчатым, невидящим и каким-то пустым.

Мелисса замерла прекрасной статуей и широко раскрытыми глазами уставилась в никуда.

Вокруг нее неожиданно стало удивительно светло. Как-то тихо и очень спокойно, словно в родном доме, где она провела всю свою жизнь. Но это был вовсе не дом, а какая-то странная роща, почти целиком состоящая из огромных, могучих, достигающих небес, но совершенно белых деревьев. Белым здесь было все, начиная от стволов и заканчивая самыми крохотными листочками, тянущими свои острые кончики повыше к солнцу. Белые ветки, испещренные необычными трещинками. Белые кроны, нежно подпевающие игривому ветерку. Белый мох на идеально прямых стволах. Не дубы, не сосны, не лиственницы. Скорее нечто, похожее на громадные ясени, но гораздо величественнее и красивее. Абсолютно белые ясени, при одном взгляде на которые хотелось смиренно склонить голову и благоговейно молчать, наслаждаясь увиденным и предаваясь странному чувству умиротворения. Только трава здесь оставалась привычно зеленой, но она лишь подчеркивала необъяснимую прелесть этого странного места, в котором Мелисса чувствовала себя поразительно хорошо.

На широкой поляне, окруженной могучими исполинами, неподвижно застыли двое: невероятно красивый юноша в распахнутой на груди белой рубахе и суровый мужчина в длинной белой хламиде и с венценосным обручем на высоком лбу. Оба рослые, широкоплечие, с искрящимися зелеными глазами истинных Перворожденных, в которых еще не остыли жаркие алые искры. С удивительно похожими лицами, сразу выдающими ближайших родственников. У юноши за плечами торчали рукояти парных мечей необычной гномьей ковки. Мужчина не был вооружен, хотя похожие ножны без труда можно было углядеть рядом с одним из великолепных в своей законченной красоте деревьев.

Они стояли в десяти шагах друг от друга и напряженно молчали.

– Еще раз!
– требовательно велел Владыка Тирриниэль, нахмурившись.
– Ты можешь лучше, я знаю!

Тир плотно сжал губы и послушно сосредоточился, пытаясь вызвать в груди знакомый жар. Но, как и в прошлый раз, все усилия привели к тому, что у него в руках оказался лишь крохотный огненный шарик, который и опасным было трудно назвать. Так, игрушка для малышни. Тем более что был он не рыжим, а каким-то ядовито зеленым.

– Плохо! Еще раз!

Юноша со скрипом погасил неудачный огонек и попробовал снова. С тем же результатом: опять эта отвратительная зелень, буквально издыхающая на корню.

– Ты недостаточно стараешься!

– Я стараюсь, - процедил Тир, бросив горящий взгляд на нетерпеливо скрестившего руки Владыку эльфов.

– Значит, мало!

– Как умею. Уж извини.

– Делай, я сказал!
– рявкнул Тирриниэль и в раздражении сотворил точно такой же шар, только в несколько раз больше и крупнее.
– Я уже сто раз показывал и объяснял, как надо. Смотри! Достаточно сконцентрировать свою злость и захотеть ее увидеть! Повторяй!