Знаменитые убийцы и жертвы
Шрифт:
Иногда «униженный и оскорбленный», подобно герою романа «Граф Монте-Кристо», долго и «сладострастно» вынашивает планы, дабы обрушиться на обидчика внезапно и мощно, не оставляя ему шансов на спасение. (Кстати говоря, у Эдмона Дантеса, героя романа Дюма, был реальный прототип — Франсуа Пико, правда, не моряк, а сапожник. Пико сумел отомстить большинству врагов, но не всем. Один из них, более искушенный в интригах, в конце концов переиграл бедолагу.) Случается и так, что в порыве мести человек готов идти на любые жертвы, вплоть до собственной гибели.
ИСПОВЕДЬ САЛЬЕРИ
Имя Хофдемеля «прославилось» благодаря обвинению
В том, что Моцарт был отравлен, сходятся почти все исследователи. Относительно же отравителя существуют три кандидатуры: первая и «классическая» — композитор Антонио Сальери, который якобы из зависти подсыпал Моцарту яд; вторая кандидатура — Зюсмайер, ближайший ученик Моцарта и любовник Констанцы; и третья — юрист Франц Хофдемель.
Долгие десятилетия, даже века, общественное мнение считало убийцей Сальери. Приведем вкратце аргументы в подтверждение и отрицание этой версии.
Главным аргументом «за» является признание самого Сальери осенью 1823 года в том, что он отравил Моцарта. После Сальери пытался перерезать себе горло бритвой. В так называемых «разговорных тетрадях» глухого Бетховена неоднократно упоминается это страшное признание композитора. В частности, в ноябрьской записи 1823 года публицист Иоганн Шикх сообщает Бетховену: «Сальери перерезал себе горло, но еще жив» и далее: «Можно поставить сто против одного, что признания Сальери соответствуют действительности! То, как умирал Моцарт, подтверждает эти признания». В другой записи, принадлежащей музыканту Антону Шидлеру, говорится: «Сальери опять очень плохо. Он в полном расстройстве. Он беспрерывно твердит, что виновен в смерти Моцарта. Это правда, ибо он хочет поведать ее на исповеди...»
Однако признания Сальери можно истолковать и как доказательства его невиновности. По мнению многих, Сальери был болен психически и сделал свое признание в бреду. Зачем человеку в здравом рассудке делать роковое признание? Совесть замучила? Почему же она заговорила в нем спустя 30 с лишним лет? Да и сама попытка самоубийства свидетельствует о помраченном рассудке композитора. Наконец, если Сальери отравил Моцарта, то почему для себя он избрал другой, более болезненный путь ухода из жизни? Принять яд было бы логичнее и проще.
Историк музыки Гвидо Адлер заявил, что ему удалось найти запись исповеди Сальери с признанием об отравлении Моцарта. Но впоследствии никто этой записи не видел, не говоря уже о том, что существует тайна исповеди, обязательная для каждого католического священника.
Обвинители Сальери указывают на то, что Моцарта похоронили по «третьему разряду» — в общей могиле с бродягами и преступниками; при погребении тела не присутствовал никто из родственников и знакомых композитора. Сделали это якобы для того, чтобы потом нельзя было отыскать могилы Моцарта, если кто-то вздумал бы провести эксгумацию. На эти доводы тоже есть возражения. Судебная токсикология как наука реально возникла лишь в середине XIX века, а во времена Моцарта отравителям и в голову не приходило опасаться эксгумации. Ну, а причина того, что участники похоронной процессии (барон ван Свитен, Сальери, Зюсмайер, композитор Альбрехтсбергер) повернули с половины пути, могла заключаться в нежелании присутствовать при позорном погребении гения. Заметим кстати, что жителям Вены сообщили о смерти Моцарта только после похорон.
На сегодняшний день весьма серьезный обвинительный материал собран
СМЕРТЬ В ПАРИЖЕ
Лето 1793 года. Великая Французская революция движется к апогею, а это значит, что она уже начала пожирать своих детей. Политическая борьба в стане республиканцев привела к созданию партии якобинцев и партии жирондистов. Первые стояли за беспощадную революционную диктатуру, вторые считали, что революция достигла главной цели и посему пора остановиться — покончить с террором. В этой борьбе жирондисты проиграли.
Парижский плебс, подстрекаемый якобинцами, в июне изгнал жирондистов из высшего органа власти — Конвента, и его полностью захватили «непримиримые» и «бешеные». Но в провинции, особенно на юге, жирондисты все еще имели немало сторонников. Одним из центров сопротивления якобинцам стал Кан. Здесь множились заговоры, собиралось народное ополчение и произносились громовые речи, а посланцев Конвента заключали в тюрьму.
Атмосфера не то военного штаба, не то разгульного клуба обволокла и наивную провинциальную душу Шарлотты Корде д'Арман, молодой дочери бедного, но родовитого нормандского дворянина, родившейся 27 июля 1768 года в Сен-Сатюрнен-де-Линьери. Впрочем, была ли Шарлотта наивной? До революции ее симпатии находились на стороне республиканцев, но то, что произошло во Франции, никак не укладывалось в благозвучные схемы переустройства мира. Отец девушки, ставший жертвой закона о майорате (по которому вся земля доставалась в наследство старшему сыну), был в числе неофитов республиканской веры. Он объяснил Шарлотте, почему важно, чтобы Франция избавилась от монархии и засилия дряхлых аристократов и обрела конституционный строй. Добавим еще, что за плечами Шарлотты Корде была жизнь в монастыре — в качестве послушницы, где она тоже размышляла о смысле и значении справедливости.
Ныне вокруг бывшей монашенки то и дело раздавалось имя Марата — этого цепного пса революции, с пеной у рта призывавшего к бдительности и террору.
Жирондисты, стоявшие за «смягчение» революции, проиграли битву идей в Париже и старались наверстать упущенное в провинции. Наслушавшись их речей, Шарлотта уяснила для себя, в чем главный источник зла. Она правильно поняла, что идеологи страшнее палачей. Ибо причиной репрессий являются первые, а вторые — лишь исполнители. И Шарлотта приняла решение ехать в Париж. Формальным поводом стали хлопоты о поиске фамильных документов для ее бывшей монастырской подруги.
Один из жирондистских лидеров, Барбару, узнав о решении Шарлотты, дал ей рекомендательное письмо к депутату Конвента Дюперре. Тот, в свою очередь, должен был помочь с аудиенцией у министра внутренних дел.
Поездка была обставлена романтически. 9 июля 1793 года Шарлотта вышла из дома с легким багажом. На столе она оставила записку для отца:
«Я уезжаю в Англию, ибо не верю в долгую и мирную жизнь во Франции. Письмо я отправлю при отъезде, и, когда вы получите его, меня здесь уже не будет. Небеса отказывают нам в счастье жить вместе, как и в иных радостях. Возможно, это еще самое милосердное в нашей стране. Прощайте, дорогой отец. Обнимите от моего имени сестру и не забывайте меня».