Знание-сила, 2002 №09 (903)
Шрифт:
Будучи в расстроенных чувствах, обезьянка сразу кидается за взаимным грумингом. Тем и успокаивается. Одновременно у нее наблюдается так называемое блямканье (ничего смешного – научный термин!). Как это? Попробуйте быстро сказать «блям-блям-блям» – вот и все дела. У нас эта реакция тоже сохранилась: ее можно заметить, когда дети, оправдываясь или собираясь заплакать, пришлепывают губами. Или когда взрослые морщатся от досады и – «бы-бы- бы-б!» (блин! – это, наверное, оно и есть). В естественных условиях груминг и блямканье наблюдаются у приматов очень часто, особенно при дружелюбном поведении.
У большинства зверей передние конечности находятся «в одной упряжке» с задними, но у приматов они «завели дружбу»
Идея о том, что речь человека сродни манипуляции предметами (в том числе изготовлению орудий), не нова. Но то, что «предметами» речи являются шерстинки собеседника, звучит необычно. Разговор – это скорее «акустический груминг», нежели «инструментальная деятельность» высокой мысли. Нонсенс? Во всяком случае, расхождение с общепринятым «речь – это труд усталых уст». Кстати, наиболее желанный объект груминга у обезьян – маленькие детеныши. У человека подобное влечение переходит в речь – как неодолимое желание повторять и сюсюкать (то есть акцентировать работу губ), общаясь с малышами.
Вопрос о происхождении языка рассматривали в утилитарном ключе еще со времен Энгельса: речь возникла в процессе труда, удовлетворяя потребность что-то сказать друг другу. В 1970-х эта точка зрения получила новый резонанс в связи с работой антрополога Гордона Хьюза об эволюции языка. Ее суть такова. Наши предки обладали богатым языком жестов, а затем поняли, что не очень-то побеседуешь в темноте, со спины или если руки заняты… Исчерпав преимущества языка жестов, люди отвергли его, создав устную речь.
Такая модель кажется мне не меньшей сказкой, чем возможность изобретения языка на совете мудрых вождей. Думаю, в действительности «челове-' ческого языка жестов» (который еще и «был отвергнут») не существовало. У человека параллельно развивались всевозможные способы общения, включая мимику, позы, движения, возгласы, жесты и слова, – для краткости остановимся только на последних двух. Вероятно, уже у предков гоминид сосуществовали как характерные для приматов жесты, например, указательные (вот!), просительные (дай…), агрессивные (цыц!), так и звуковые выражения эмоций, которые и тогда мало чем отличались от наших айо! вах! или ку-у-л!
Позднее, на этапе ранних гоминид, мощная рассудочная деятельность породила имитационные жесты и такие же звуковые сигналы (о-такая змея – хык на меня!). И все эти айо! и хык уже были настоящими словами, хотя и без полноценного языка. Затем появились представители рода Homo, которые усложнили и наделили абстрактным значением как слова, так и жесты – языка, теперь уже настоящего, способного создать картину мира.
Есть и следующий этап – цивилизованный, когда умение говорить люди стали развивать как систему и упражнять миллионами повторений (а чуть в сторону – хлоп указкой по голове!). Без этих упражнений речь останется просто «речью человеческой», значительно уступая «речи искусной». Одновременно у масс появлялись новые жесты-символы, наделенные местным значением (порой весьма контрастным – например, если в Нью-Йорке колечко из пальцев обозначает о’кэй, отлично, парень, то в Монтевидео – ну, ты и задница).
Помнится, в школе мы (непонятно зачем) учили что-то
– Сынок, убери в комнате! – это побуждение может приобретать разные эмоциональные оттенки благодаря множеству синтаксических вариантов «вербальной агрессии».
– Хорошо, когда ты сам убираешь (изъявительное).
– Вот бы ты прибрал… (условное).
уникальных для человека. Увидев достижения «говорящих обезьян», Хомски переборол скепсис и ввел в круг «синтаксических умов» и человекообразных приматов.
Не трудно сделать еще один шаг и сказать, что пресловутые «синтаксические зоны» мозга некогда управляли довербальным общением, сохранив его древнейшие архетипы и в устной речи. Поэтому синтаксис речи (особенно его опоры – предикативные связи сказуемого и подлежащего) обладает «этологическим» смыслом. Попробуем с этих позиций рассмотреть – каким бы неожиданным это ни казалось – наклонения и времена наших высказываний.
Одна из главных экологических задач речи – пометить территорию звуком, проявить свое присутствие. У млекопитающих наиболее активны в этом плане детеныши. Едва родившись, они начинают форсировать работу легких, испуская звуки и сигнальные вещества (придающие, кстати, особый запах дыханию щенков), чтобы запустить нужные поведенческие программы матери. Эти сигналы решают несколько задач, поэтому их «наклонения» смешаны: изъявительно заявить я здесь, повелительно подавить агрессию (будь со мной ласков) и стимулировать материнский инстинкт (отдавай мне все). А затем малыши подрастают, и способность к постоянной звуковой маркировке за ненадобностью пропадает. Сохраняют ее лишь некоторые млекопитающие, среди которых человек, выделяющийся именно своими инфантильными чертами.
Когда мы разговариваем, задача заявить о себе, но не вызвать агрессии решается преобладанием индикатива – изъявительного наклонения. Так же изъявительно щебечет зяблик, если соперник сохраняет дистанцию. И зъяви – тельно грумингуютобезьяны. Изъявительно пишется эта статья. Впрочем, не всегда – там и сям проглядывают нотки неуверенности, условности. Сослагательное (или условное) наклонение также лишено агрессии и инфантильно. Вдобавок оно требует хорошей способности к экстраполяции. У животных сигналы, которые можно истолковать, как «вот бы…», передаются во время игры. Например, собака берет поводок, наклоняет голову и говорит: «М?» – «А неплохо бы поиграть?!». Эти два наклонения составляют ось дружелюбного общения. Они «мирные» – агрессия жизненного натиска в них есть, но она глубоко спрятана.
– Приберись-ка, друг мой (повелительное).
– Ты уберешь когда-нибудь или нет? (вопросительное)
– Больше не желаю повторять (молчаливое).
– Там уже кто-то хрюкает под кроватью (юморное).
– Никогда ты сам не убираешь! (обманное).
– А я в детстве всегда это делал (мифическое).
– Накажу, как в тот раз! (прошедшее- будущее)
– Выкину все в форточку (фантастическое).
– Ну, и живи в свинарнике. (А это какое «наклонение»? Придумайте сами.)