Знание-сила, 2002 № 12 (906)
Шрифт:
А потом грянул 1968 год – год великих студенческих бунтов! Изумленный реконструктор алгебраической геометрии заметил вдруг, что даже в славной Сорбонне очень многие профессора утратили популярность среди студентов. А ведь в рядах бунтарей скрывается немало потенциальных «серров» и «гротендиков», вовремя не распознанных постаревшими лидерами группы Бурбаки! И им, Гротендиком, тоже не замеченных и не привеченных так, как прежде был привечен он сам…
Сорокалетнего богатыря начала мучить совесть. Он пытался сравнить свои чувства с чувствами старших коллег; но почти от всех собеседников услышал лишь осуждение молодежи, «бесящейся с жиру». Как будто
Гротендик уединился в Монпелье и пытался заглушить тоску неустанным изучением невидимого генома всей математической науки. Результаты получались все более заманчивые: за «эталь-топологией» последовала «теория мотивов», за нею – универсальные «топосы», сплетенные из пространств и пучков над ними. Дальше чудился вольный перенос всей этой науки из «абелевой» в «неабелеву» теорию Галуа…
Неудержимый напор новых образов и понятий томил творца-одиночку; очередные открытия требовали интенсивного общения с равными и младшими братьями по мысли. Но в тихом провинциальном Монпелье новые пассионарии не подрастали, а в бурном Париже заматеревшие коллеги, упиваясь властью, постарались создать «заговор молчания» вокруг далекого и нежеланного отшельника. Если бы у Гротендика проклюнулся дар народного трибуна или просто лектора, зажигающего юные сердца и умы факелом Истины! Увы, этого таланта не было… А если бы он был – разве смог бы лектор-трибун уединиться в самодельном монастыре ради общения с Математической Вселенной с глазу на глаз?
Видимо, разные научные таланты Moiyr удачно дополнять друг друга только в КОЛЛЕКТИВЕ единомышленников: так было в лучшие годы семинара Бурбаки. Но творческий коллектив рождается, зреет, плодоносит, стареет и умирает в СВОЕМ природном темпе – независимо от жизненных ритмов и фаз разных участников коллектива. Гротендик осознал эту истину лишь в 1980 году, после того как отцы-учредители группы Бурбаки торжественно объявили о кончине своего символического героя. Не имея ни физического тела, ни биологического естества, светлый образ бывшего генерала Никола Бурбаки перешел из жизни в житие в одночасье, без кризисов и страданий. Что теперь делать живому и здоровому Александру Гроте или ку?
Утешаться семейными радостями? Но Гротендик (как и Гаусс, и Риман, и Гильберт), увлеченный наукой, не успел стать умелым семьянином. Подросшие дети охладели к непонятному отцу-отшельнику; ученики-студенты отвергли «заумного» лектора. Остались только книги: когда неохота их читать, тогда можно их писать! Гильберт не особенно нуждался в этом занятии: он был выдающийся лектор. Таков же был Риман, но он и не дожил до преклонного возраста. Напротив, Iaycc и Ньютон были неудачливы в роли лекторов; оттого оба приговорили себя к пожизненному молчанию, написав две-три главные книги своей жизни.
В 58 лет Гротендик почувствовал, что он успел изложить в строгих монографиях далеко не все свои дерзкие открытия. Тогда он решил выразить все недосказанное хотя бы в форме научно-биографических эссе, кое-как соединенных в творческую автобиографию. Авось, кто-нибудь из молодых читателей пожелает уразуметь и освоить технику Научной Медитации! Такой юнец вступит на тернистый путь жреца, отверзающего уста великой Природы и, возможно, услышит из ее уст истины, не открывшиеся самому Гротендику…
Показательно
Где эту книгу не хотят читать и издавать, там, видимо, иссяк запас сырья для новых ученых такого же калибра Где книгу переводят и издают на своем родном языке, там, очевидно, не перевелись еще наследники духа Гаусса и Римана, Гильберта и Гротендика. Отрадно видеть русское издание «Урожаев и посевов» в книжной лавочке Независимого математического университета – в одном из тихих арбатских переулков. Похоже, что наше математическое сообщество, выплеснув за границу половину своих достойнейших членов, не претерпело при этом ущерба, несовместимого с жизнью и процветанием… Воистину, кто переживает трудности, тот их переживет!
Спасибо малой, но могучей кучке переводчиков, издателей и первых читатели нового Евангелия от старого Гротендика. Право же, эта книга достойна стоять рядом с блестящей «Двойной спиралью» дерзкого и веселого биолога Денниса Уотсона и с шутливой автобиографией еще более веселого физика Ричарда Фейнмана. Александра Гротендика природа не наделила даром юмора. Однако «простим угрюмость – разве это сокрытый движитель его?».
Трагическое заблуждение академика Вавилова
Валерий Сойфер
Николай Иванович Вавилов в своем рабочем кабинете ео Всесоюзном институте растениеводства.
1939 год. Одна из последних фотографий великого ученого
В 1965 году американским историк Дэвид Жоравский, кажется, первым обратил внимание на то, что неоценимую помощь Лысенко в первоначальном выдвижении в научной среде оказал Вавилов, а за ним тот же тезис развивал писатель Поповский в книге «1000 дней академика Вавилова».
Против этого взгляда резко и категорично, но без достаточно весомых аргументов выступил Медведев, полагавший, что приведенные Поповским выдержки из писем и выступлений Вавилова должны толковаться иначе, что крупный администратор Вавилов мог подписывать бумаги, подсунутые ему помощниками, не вдаваясь в их содержание. Позже в книге «Дело академика Вавилова» Поповский привел выдержки из некоторых выступлений Вавилова. Они подкрепили правоту позиции Поповского: выступал Вавилов сам и говорил он, что думал. Ниже я приведу обнаруженные мной дополнительные данные по этому вопросу.