Знание - сила, 2003 № 09 (915)
Шрифт:
«Все эти военно-морские игры с использованием дельфина — бросить бомбу и прочее, были на поверхности, — продолжает он. — Посмотрели, попробовали и поняли — надо работать тоньше. Наш Лев Михайлович занимается механизмами сна у дельфинов, оказывается, это имеет выход на больных с нарушением сна, бессонницей. У дельфинов сон уникально организован, во время сна все время надо выныривать...
Глубоко не ныряют, хотя американцы зафиксировали 610 метров. При этом, что интересно, ребра не ломаются, хотя на такой глубине грудная клетка должна была бы треснуть. И кессонной болезни у дельфина тоже нет — из-за перераспределения
Хотя эксперимент и жизнь — это немного разное, замечает Андрей. «В эксперименте очень трудно заставить животное показывать свои возможности. Один дядька байкальскую нерпу посадил в бочку и махал телогрейкой, пугая. И та боялась и просидела в бочке тридцать семь минут — есть серьезные отчеты... Я, — приводит пример Андрей из своего опыта, — с мешком рыбы сидел на сорока метрах. А котик нырял. И мы написали в отчете — сорок метров. А так, без мешка, ему нырять туда незачем, так как кальмарные поля находятся выше — на двадцати-тридцати метрах. Хотя, может быть, он и глубже нас мог нырнуть, только зачем?»
Жизнь — немного другое. В жизни Андрей называет дельфина — «зверь». Может быть, из-за того, что ловит его, охотится, а на охоте есть охотник и зверь. Любознательный, игривый, социально организованный. С массой загадок. Плывет быстрее своих физических возможностей (парадокс Грэя). Пристраивается в нос корабля и долго, бывает неделями, сопровождает его. Почему? Проявление «младенческого инстинкта»: взрослый дельфин лежит на волне идущего корабля, как детеныш лежит на волне матери, двигаясь вместе с нею. Новорожденного опекают мать и «тетка», одна кормит, а другая помогает выталкивать на поверхностьлля вдоха, вспоминаю я вычитанное в книжке. «А кто в море это видел, — сомневается экспериментатор Андрей, — это же в океанариуме. А у нас в Ялте папа проявлял больше заботы, чем мама. Была история: малыш проглатывает кусок провода, тот пробивает грудь — и детеныш погиб. А папа носит этого малыша, поднимает для вдоха, потом папу паралич схватил — от стресса, горя, и он сдох. А мама благополучно плавает...»
«Ну, что, — спрашивает Андрей народ, — будем обедать?»
На дверях вагончика чей-то стих, из которого я выписал:
... Вперед, отважные ловцы
На утлой лодке в море.
Ядро похмелья в голове
Взорвется, но не скоро.
Дрожащей дланью лодку правь,
И сизый нос на ветер!
В сетях запутался, продрог
И в горле тошноты комок!
Но в коченеющих руках
Еще осталась твердость!
В дневнике моем по поводу этого обеда отмечено, что среди прочего ел котлеты из «катрана» — попавшейся в наши сети черноморской акулы. Вкуснятина. Повар Нина сказала, что мясо берет, как у поросенка, вдоль хребта, у акулы оно белое, как куриное...
Пришли рыбаки, сказали, что видели дельфинов в заливе у маяка. Ребята поплыли. А мы поехали на гору высматривать, на случай, если поймают — чтобы быстрее назад и собирать сети для «малого круга». Гоняем из Черного моря в Азовское и обратно. Пришли к обрыву. «Хорошо Петрович идет. Резво разогнался, — говорит Олег. — Где дельфины? Дельфинов не вижу». — «Один в море не воин» — наговаривает шофер «энтэвэшникам», заехавшим снять сюжет для мира новостей. «Рацию надо на промысел». — «Да у нас рация есть, нет разрешения». —
– «Кто, ребята?» — «Да нет, им что, у них девяносто лошадиных сил...»
Вон! Видно! Взрывы белой пены. Справа! Слева! Перед носом катера. Все ближе, ближе. Сердце бьется. Уходите на Украину, думаю я. Уходите. Но деться им некуда, в заливе мелко — три-два с половиной метра, а где и полтора, по пояс. Почему-то щемит, сосет. «Все, заметали, — резко сказал шофер. — Поехали».
Белые лебеди сели в лиман. Щемит в груди. Мне жалко дельфинов. Они будут жить в неволе. Я все понимаю, этим должно было кончиться, но мне жалко. «Может быть, — тешит мысль, — еще уйдут...»
В лагере четыре дельфинера быстро влезают в гидрокостюмы и спускают надувную лодку. Ждут Петровича, который должен придти с Джоном на моторе, оставив на другой лодке Андрея с сетью. «Вон идет». Напряженность нарастает. Ловцы выходят на берег. «Ну, что, не трави душу». — «Хотели трех куколок, — говорит Джон, — а поимели тридцать трех слонов. Черт знает где». — «Сколько их там?» — «Не знаю, я ж в воде был. Андрей говорит, около десятка. Ну, мы часть выпустили...»
Выдумывать не стану, в лодку — ни в первую, ни во вторую меня не взяли. У них все рассчитано до килограмма. Да и зачем, для меня - острые впечатления, а для них работа. Охота, азарт, грязь, кровь. Даже если стараются делать осторожно, все равно грязь, кровь. Есть вещи, которые естественны, понятны, но их не надо показывать.
...Пьяные, возбужденные от охоты люди втаскивали на берег лодку, в которой лежали несколько дельфинов. Тряпкой открывали роструп — нос, вставляли катетер под красный язык и вливали раствор тазепама. Дельфины тяжело дышали. Подошли мальчик и девочка, и стали их поглаживать, поливать водой. Тело дельфина должно быть постоянно влажным - иначе тепловой удар, страшные язвы...
Вшестером мужчины затаскивали животных в кузов грузовика, в поролоновую ванну. Дельфины шумно дышали, отдувались.
«Для них ситуация стрессовая, — объяснил Андрей. — Вроде в воде, а плыть не могут. Поднимать голову им тяжело...» Писк.
«Это они так разговаривают».
Тазепам в глотку, мазь, чтобы предохранить от солнца, — в глаза. Лицензия на отлов в этом году — 27 дельфинов на всю Россию, быстро наговаривает Андрей между делом. Продавать можно, но нужно много справок, у иностранцев большая потребность, но зависит от страны, в ЕЭС приняли закон, по которому нельзя завозить дельфинов, изъятых из природы. Рожденных в неволе — можно...
Эти, которых поймали, — местные, прибрежные — таманские дельфины. Они не уходят в открытое море. О спаривании: любят это дело. Если специальных заданий не давать, будут все время этим заниматься. Поза не имеет значения, хоть на голове.
Численность популяции этого вида, «афалины», — 35 тысяч. еще есть «азовки», «черноморки»... Всего на земле — пятьдесят видов дельфинов. Подсчитывает их число «летающая лаборатория», спутник с инфракрасным излучением. Дерутся между собой? Да, вон, видите, — все в шрамах. В условиях неволи дерутся на смерть, на воле - гораздо реже... Стадо было очень большим, голов восемьдесят, рассказывает Андрей про сегодняшнюю охоту. Поймали штук десять, но во внутреннюю сеть взяли пятерых, трое выскочили во внешнюю и их отпустили, один ткнулся носом в сеть — тоже отпустили...