Знание-сила, 2005 № 05 (935)

авторов Коллектив

От мрачных прогнозов Шетнинга просто так не отмахнуться, как от неудачной шутки. Ряд ученых тоже бьют тревогу. Глубины Океана пугающе таинственны. И неясно, чего в них больше — тайны или чего-то ужасного? Готовы ли и впрямь мириады животных, населяющих Океан, бросить вызов человеку? Так ли беспочвенны наши страхи? И кто победит в вековечной борьбе Человека и Океана?

Наука становится бестселлером

По своему жанру роман Франка Шетцинга — научно-популярный триллер,

напоминающий одновременно и справочник по океанографии, и увлекательную фантастику. Этот роман заинтересовал и обычную публику, и людей науки — тем более, что некоторые видные ученые стали персонажами романа под своими собственными именами: в их числе, например, Герхард Борман, открывший в 2004 году удивительные "асфальтовые оазисы" на дне Карибского моря.

Действие романа начинается со сплошных бедствий. У берегов Перу стаи рыб, словно обезумев, атакуют рыбачью лодку. У побережья Канады киты таранят яхты. В прибрежных водах Норвегии черви принимаются, как по команде, рыть морское дно. Ужасные события перемежаются с чем-то странным, пока в этой череде совпадений не проступает страшная закономерность. Становится все понятнее, что мы имеем дело с "кампанией неповиновения", развязанной всеми обитателями Океана, с этакой революцией, которая может превратиться в планомерное истребление человека, в "окончательное решение" по человеческому вопросу. Огромный организм Океана, для которого все мы, люди, что-то вроде микробов, усеивающих его поверхность, наконец воспринял нас как угрозу (а наша экологическая политика и впрямь ему угрожает). И вот иммунная система Океана ответила на угрозу ударом. Мириады "фагоцитов" — рыб, омаров, китов — успешно расправляются с микробами вида Homo sapiens.

Адрес в Интернете

Общество переписи морских животных (CoML): www.coml.org

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Что такое Великая Отечественная война в сознании наших современников? Ответ ищут историк, психолог и культуролог.

Анна Минаева

Письмо с фронта

Старик 25 лет ждал сына с войны. Похоронил жену, с которой они ждали вместе, потом ждал один. Часто заходил в военкомат по соседству, спрашивал, нет ли чего нового, всех знал, считал себя там своим человеком. Через много лет выяснилось, что уже давным-давно его сын значится в военкоматских списках не как "пропавший без вести", а как "павший в боях". Старику об этом сообщить не удосужились.

Ни разу за эти годы старику не пришло в голову, что сын мог не пойти на войну и не погибнуть. Уклониться. Всякое бывало: и самострелы, и специальные отравления... Надо сказать, редко бывало. У большинства есть твердое убеждение, что мужчина должен защищать свой дом и свою семью от врага. Может погибнуть — что ж, судьба...

Многое можно сказать о том, как манипулировали сознанием солдат, как заставляли жизнями уравновешивать некомпетентное и равнодушное командование, как гнали на смерть заградстрядами. Но были еще и они сами, солдаты как они есть. Чем дальше, тем труднее понять, что они тогда думали, чувствовали. Я пытаюсь понять именно это.

Рассказчиков о войне остается все меньше, успеть бы записать. Есть солдатские письма с фронта, знаменитые треугольники, и письма на фронт. Треугольников множество разбросано по местным архивам; они лежат, не разобранные, интерес к ним начинают проявлять в основном к "круглым датам". На самом деле, они очень интересны.

Бумаги страшно не хватало, а писали бойцы обычно огромными корявыми буквами — бисерным почерком отличались

только образованные. Так что помещалось в такое письмо немногое — только самое важное. Но начиналось и заканчивалось оно всегда одной из немногих обязательных "формул". Например, так: "Добрый день, веселый час, пишет вам, кто знает вас". Сын родителям пишет, вряд ли они ошибутся, но в письме все должно быть как положено. А в конце — не менее обязательное: "Жив, здоров, ваш..." Он двумя строчками выше жаловался, что никак не может выздороветь, что рука не слушается и лопатка болит, но закончит письмо все равно именно так.

Раньше в деревнях были специальные люди, которые всем письма писали; наверняка были такие и в армии и уж тем более в госпиталях ("руку приложил боец такой-то"); так они, не спрашивая, сразу писали зачин и концовку, а уж потом в середине письма излагали то, что, собственно, автор и хотел сообщить.

Вот об этой середине и поговорим.

Прежде всего солдат сообщал, как он себя чувствует (физически) и что ест - очень важная информация для любого крестьянина. Холодно, жарко, голодно — описывал свое физическое состояние. Писал, что очень тоскует по семье и беспокоится, почему так долго те ему не пишут. Для меня так и осталось загадкой, почему письма с фронта все-таки доходили: вот они, в архиве, а письма излома, где никаких особенных секретов нет, вчера отпахали и тетя Нюра умерла, — не доходили. Во всяком случае, почти в каждом солдатском письме, которое я читала в архивах Западной Сибири, этот вопль: почему не отвечаете?!

Потом солдат пишет о том, что ему интересно. А интересно ему, как он будет бить врага. Вот сейчас — письмо допишет, выздоровеет, отдохнет и пойдет бить врага. И обязательно его победит, "вы не беспокойтесь".

Конечно, сразу приходит в голову мысль о цензуре: все о ней знали, так не поэтому ли?.. Доказать это, как и противоположное, очень трудно, но логичнее предположить, что поэтому многого не писали: о том, например, что не хотят воевать, а хотят убежать домой, или о том, что командир злой, как собака, или что вчера свои били по своим и кого-то убили. Всего этого в письмах действительно нет. Но чтобы специально для цензуры стараться, изводить драгоценную бумагу... Да еще встраивать идеологический штамп в традиционную структуру письма? Короче говоря, я практически уверена, что в большинстве случаев бойцы писали совершенно искренне о том, что на самом деле думали и переживали, что считали действительно важным.

Образ врага, его непосредственное, сиюминутное ощущение ярче передано в письмах, чем в воспоминаниях. Гитлеровский, фашистский враг выступает здесь как огромная чудовищная нерасчленимая сила, которая поднимается на тебя. Письма бедны на эпитеты, но враг — всегда "лютый, заклятый". Зверь. Примерно так же описывают ощущение врага тексты, сохранившиеся от прежних войн, например войны начала прошлого века. Эго крестьянский и вполне традиционный образ. Это не немцы сами по себе, а враг вообще. Есть свидетельства, что когда попадает в деревню один немец, к нему относятся как к человеку, с ним пытаются разговаривать, договариваться. А вот несколько немцев — это уже враг, страшная опасность, которую надо уничтожать.

Интересно: в начале войны многие писали "Гитлеровцы" с большой буквы, а к концу стали писать с маленькой. С заглавными буквами у полуграмотных людей вообще сложные отношения, на это обратила внимание исследовательница таких текстов Наталья Козлова. Одна женщина, которая писала бесконечный сценарий для телевидения размером со свою жизнь, почему-то всегда с заглавных букв писала слова "Шкаф" и "Мелицанер". А в некоторых треугольниках с большой буквы написано "Бабушка" или "Мама".

И есть в письмах чисто мужское чувство, что семью и дом от врага надо защищать. В них очень мало Сталина, но много упоминаний о Родине. Родина для фронтовика — не Кремль, в котором Сталин сидит, а родная деревня, свой дом, своя семья. Этот образ точно передал Константин Симонов: клочок земли, припавший к трем березам... Что заодно с тремя березами они защитили и всю страну, они поймут много позже.