Знатный повеса
Шрифт:
— Взяли бы да попробовали. Уж сознайтесь, что трусите как заяц!
Бриджет не удержалась и рассмеялась.
— Но даже если бы вы были мужчиной, — продолжал виконт, — я уверен, вы выставляли бы напоказ свой шрам как свидетельство удали. Говорили бы, что это след от доблестной шпаги со студенческих дней или память о войне. И все леди замирали бы от восторга, глядя на вас. Согласитесь, делали бы что-нибудь вроде этого?
«Слишком плохо, — подумала Бриджет, — что такой страшный развратник кажется столь привлекательным». Она вдохнула поглубже и снова начала:
— Посмотрите…
— Смотрю, —
— Прекратите! — Бриджет закрыла ладонями уши. Синклер наклонил голову набок.
— Я только хотел еще раз сказать о ваших замечательных глазах, — с невинным видом продолжал он, хотя в его собственных вспыхнули веселые искорки. — Однако я забыл о волосах. Если бы вы сняли шляпку… Не снимете? Я так и думал. Тогда мне действительно придется перейти к фигуре.
— Ну уж нет!
— Не в буквальном смысле, конечно, — сказал он с чуть заметной улыбкой. — Я не это имел в виду.
— Я знаю, что вы имели в виду! — горячо возразила Бриджет. — И хочу, чтобы вы перестали. Это неприлично! Я уверена, Сесилии вы бы не говорили таких вещей!
— Конечно, нет. Ваша кузина — сплошные кудряшки, хиханьки да хаханьки. Она ведь младенец. А с младенцем о какой любви может идти речь? Вы меня удивляете, Бриджет. Я, конечно, человек испорченный, но не до такой же степени!
Казалось, виконт и впрямь оскорбился. Впору хоть извиняться, подумала она, но тут же одернула себя. Рядом сидел опасный человек. С виду сама расслабленность и праздность, на самом же деле — сильный, бесстыжий самец с насмешливыми глазами. У него были приятное лицо, замечательная фигура, звучный грудной голос необычного тембра. Как Бриджет ни противилась, это мурлыканье, от которого просто не было спасения, обволакивало ее и проникало в потаенные уголки души. О, это был очень опасный человек!
Прежде на Бриджет не действовали мужские чары.
Во-первых, она никогда не сомневалась в собственной добропорядочности. Во-вторых, слишком уж боялась всяких несчастий, которые могли постигнуть ее, если б она сбилась пути. Сейчас же, к своему изумлению, неожиданно поймала себя на том, что думает о своей правильной жизни с легкой грустью.
— Мне жаль, что вам приходится терять время, — сказала девушка строго. — Вы можете возносить меня до небес, но какой смысл? Все равно я не стану ни вашей любовницей, ни кем-либо в этом роде. Вы можете просить меня снова и .снова…
— Не буду, — коротко сказал виконт, не дав ей договорить, и, перехватив ее удивленный взгляд, добавил: — Я просил. Дважды. По-моему, достаточно. Дальше уже будет
— У меня есть мораль, у вас ее нет!
— Да она мне и не нужна, — мягко заметил Синклер. — А вы нуждаетесь в средствах.
Бриджет кипела от злости, не находя нужных слов. Он кивнул и продолжил:
— Вы работаете, но ваш труд не ценят. Со мной же вас ожидают развлечения, и только. Нет-нет, не надо так волноваться! Я ни на чем не настаиваю. Только хочу пояснить, почему вы пленили меня; в уме и сообразительности вам тоже не откажешь. Так что мне было бы приятно общаться с вами во всех отношениях.
— Я знаю, чем вызван ваш интерес, — сказала Бриджет обличающим тоном. — Вы пользуетесь моим незавидным положением в обществе. Тогда, во время бала, вы ни одной леди не предлагали того, что предложили мне.
— О, они, наверное, жаловались на меня. Да?
«Невыносимый человек!» — сердито подумала Бриджет.
— Нет, не жаловались. Зато в один голос говорили, что вы развратник.
— И это единственное, что вас обескураживает? — кротко спросил Синклер.
— Нет!
— Допустим, — продолжал он, будто не слыша ее ответа. — Но если и так, то это не должно вас отпугивать. Разве дело в каком-то слове, в конце концов? Особенно таком, как «развратник».
— Это слово — предостережение для женщины. Под ним подразумевается человек, который… который… — Она старалась подобрать приличное выражение, однако, видя, что ее нерешительность лишь забавляет виконта, осмелилась произнести: — Это мужчина, который имеет много женщин!
— Нет, необязательно. На балу, например, присутствовала по меньшей мере дюжина женатых мужчин, имевших связи с женщинами, которые состояли в браке с другими мужчинами. Поведение этих мужчин, о которых я говорю, считается светским, тогда как меня за то же самое именуют распутником. Но я никогда не флиртую с замужними дамами и не могу позволить себе то же в отношении любой другой леди, кроме упомянутых, предварительно не надев ей кольцо на палец.
Теперь судите сами, кого я могу, как вы аккуратно выразились, «иметь»? Уличных девок или прибегать к услугам определенных заведений? Слишком обыденно и неромантично. Согласитесь, я пытаюсь преподнести вам эту грубую материю поделикатнее. Но ваше лицо становится все краснее. Боюсь, оно и вовсе запылает, если я продолжу. Поэтому не буду особенно распространяться. Да, у меня были любовницы, и в большом количестве. Но любовницы, как известно, обычно принадлежат к низшему классу. Поэтому меня считают распутником.
— Я не из низшего класса! — разгневанно воскликнула Бриджет. — Мой отец — барон в третьем колене, но его отлучили от семьи, когда он женился на моей матери. Но и она не из низов, хотя и была дочерью книготорговца. Не это больше всего страшило род Брикстонов, а то, что она ирландка.
— Вот откуда такой темперамент! — усмехнулся Синклер.
— Отвратительно говорить подобные вещи! Тем более, что это избитый штамп и…
— Помилуйте, я вовсе не хотел вас обидеть. Во мне самом есть частица кельтской крови. Половина моих предков родом из Уэльса.