Зной прошлого
Шрифт:
— …Отряд был окружен. У партизан были винтовки и пулеметы, но кончались патроны. А жандармы продолжали наступать. «Кто-то должен пойти и принести патроны, — сказал Лысков. — Иначе мы все погибнем». Павловский вызвался отправиться к верным людям и принести оттуда патроны, но попросил, чтобы с ним пошли мои сыновья. Лысков согласился. Повел их Павловский к верным людям, взяли они патроны и вернулись. Отбили партизаны атаки жандармов. Да только сил уже ни у кого не осталось, так как несколько дней ни крошки во рту не было. Как быть дальше в горах ослабшим от голода? «Кто пойдет и принесет хлеб?» — спросил Лысков. Павловский вновь согласился пойти к верным людям и принести хлеб, но сказал, чтобы с ним пошли и мои сыновья. Согласился Лысков.
«Пусть будет так, — подумалось мне. — К чему рассказывать ей, как все произошло на самом деле?» И в моей памяти всплыло то, что я знал о последних мгновениях жизни Костадина.
…С той ночи на 19 июня 1944 года, когда Костадин со сломанной ногой был схвачен в местности Чешма-Баир, прошло уже несколько дней. Прошедший через мучительные допросы у генерала Младенова и полковника Абаджиева, пленный партизан был брошен в подвал сельской управы в Емирово. Видя, что им не сломить отважного юношу, фашистские палачи решили казнить его. Командир пятой роты двадцать девятого пехотного полка поручик Петков построил своих солдат и обратился к ним с вопросом:
— Есть ли среди вас желающие расстрелять изменника родины?
Вперед выступил рядовой Вылчо Александров и заявил:
— Я его поймал, я его и расстреляю.
Александров хладнокровно застрелил Костадина, за что был награжден — на его плечах появились новенькие погоны унтер-офицера. Довольный собой, убийца отправился в корчму, где его ожидала обещанная поручиком бутылка вина…
Бабушка Руса по-прежнему держала в руках и продолжала рассматривать фотографии своих погибших сыновей. Я не хотел прерывать ее мыслей. Может быть, ей вспомнился тот день, когда вернувшиеся из Айтоса с весенней ярмарки сыновья с тревогой рассказали ей о гибели Манчева и Ченгелиевых, об их разрушенном доме. Или та ночь, когда Георгий и Костадин ушли в отряд. «Сожгут наш дом», — сказала она им. «Ничего, — ответил Георгий, — когда вернемся, еще лучше отстроим».
— Как же ты поняла, что они уходят в отряд? — поинтересовался я.
— Как было не понять, все мне стало ясно еще накануне. Спрашиваю их: почему уходите, против кого будете биться? Георгий мне объясняет, объясняет, а я, знай, свое твержу. Говорю им — я родилась в рабстве, сколько войн и восстаний видела, страшную резню пережила, но это было там, во Фракии. Ну а сейчас мы ведь живем в свободной Болгарии, так куда же вы из дому бежите? Пошла к брату одного из приятелей моих сыновей, так как поняла, что и он собирается в горы. А тот мне говорит: «Даже если они останутся, то их все равно и здесь убьют». А я смотрю на него удивленно и никак не могу понять, как такое возможно: «Мы ведь в свободной стране живем, не при рабстве, у нас законы есть, так кто же их может убить?» А он лишь улыбнулся: «И сейчас у нас рабство, да еще пострашнее, чем когда-либо прежде». Вернулась домой, а сыновей ужо и след простыл.
— Как тебе удалось отыскать Костадина?
— Да уж отыскала. Убили его неподалеку от дороги. Даже не похоронили, а просто завалили сверху камнями. Обмыла я его тело вином, переодела и похоронила как полагается. Затем вернулась в село. Прошло немного времени, и какие-то люди сообщили, что якобы Георгий и еще трое
— Как же близкие не остановили тебя?
— Даже если бы и останавливали, все равно бы ушла. Старший сын как раз тогда приехал на побывку, так и он вызвался сопровождать меня. Да и зять тоже пошел с нами. Нашли мы их в незарытой могиле четверых: двое парней из Каблешково, мой Георгий и Илия из нашего села. Только Георгий был в брюках. У него в карманах мы нашли несколько патронов и рулетку. Он был каменщик. Георгий, бывало, один год работал, а второй на заработанные деньги учился. Сделали мы все как надо, схоронили их и лесные цветы на могилку посадили.
…Дом бабушки Русы я покинул с чувством сострадания и признательности. Как могло сердце, бившееся в груди этой хрупкой женщины, вынести все горести и беды, выпавшие на ее долю?! Она пересекала блокированные войсками районы, пробиралась мимо многочисленных постов и засад, чтобы, как она говорила, схоронить как полагается своих безвременно погибших сыновей.
После установления народной власти было принято решение организовать торжественное погребение останков патриотов, расстрелянных у сел Добра-Поляна и Топчийско. Могила же Костадина находилась слишком далеко, у села Емирово. Рано утром бабушка Руса уже была там. Выкопала кости своего сына, завязала их в белый платок, села в телегу, прижала узелок к груди и поехала в село Добра-Поляна. Там положила останки сыновей в стоящие рядом гробы, села подле них и тяжко вздохнула:
— Ну вот я и собрала вас опять вместе. Больше уж никто вас не разлучит.
Первый день свободы
Летом 1944 года события в стране и во всем мире стремительно развивались. Доходившая до заключенных, хотя и бедная, информация о победах Красной Армии вселяла надежду и уверенность. Иногда просачивались сведения о боевых успехах партизанских отрядов в области и во всей стране. Даже у осужденных на смертную казнь, хотя они по-прежнему во время прогулок нервно ходили по кругу отдельно от остальных заключенных, лица озарялись радостью и надеждой.
День развязки приближался.
Как-то во время утренней прогулки на стол дежурного охранника легла стопка заявлений. Начальник тюрьмы был ошеломлен и напуган. От угроз ему пришлось перейти к переговорам. А требования заключенных были категоричны. «Довольно мы ходили друг за другом по кругу, словно лошади, — заявляли они. — Прогулки должны стать свободными. Камеры не должны закрываться днем… Это относится и к камерам смертников. Кроме того, им должно быть позволено общаться с другими заключенными. Так будет лучше и для вас, господин начальник, и для нас. И прекратите кражи…» Утративший обычную уверенность начальник тюрьмы пытался лавировать: «Мне необходимо испросить согласие прокурора, начальника областной управы…» Но наши товарищи понимали, что начальник тюрьмы пытается хитрить. «Не советуем вам так поступать, — предупредили они. — Скоро Красная Армия будет здесь. Подумайте и о себе».
На следующий день все требования заключенных были удовлетворены. Неизвестно, советовался ли начальник тюрьмы с прокурором и другими представителями власти, да это и неважно. Фактически власть в тюрьме оказалась поделенной между тюремным начальством и комитетом, избранным политзаключенными. Произошло это как раз в те дни, когда капитулировала Румыния.
Почти каждый день в тюрьму стали поступать указания от товарищей — и радостные, и тревожные. «Будьте бдительны, — советовали с воли. — Враги что-то готовят. Постараемся узнать, что именно, и тогда сообщим вам». «Необходимо организовать дежурства в камерах. Всем следует вооружиться какими-либо подходящими предметами», — принял решение комитет политзаключенных…