Зодчие. Скитания
Шрифт:
– Не показывай, земляк, умельство: на работе заморит!
– А испорчу?
– Побьется-побьется – пошлет на домашнюю работу. А не то продаст другому хозяину.
– Не убьет?
– До денег жаден, пес. Поколотит, а ты терпи!
Разговор кончился. Курбан подозрительно посмотрел в их сторону.
Булат слабыми, неточными ударами бил по металлу, не попадая чеканом в отмеченные линии. Курбан схватился за голову:
– Что делаешь, презренный! Вот как надо, смотри! – Он ловко выбивал линии сложного узора.
Никита стукнул молотком себе по пальцу – брызнула кровь.
– Проклятый!.. Коунрад,
Кондратий принялся объяснять. Курбан плохо говорил по-русски, но все понимал, и москвич не мог вставить ни слова в поощрение товарищу. Брошенный украдкой взгляд показал, однако, Никите, что он начал как надо.
Весь день Булат портил работу, раздражая горячего Курбана. Плеть ходила по плечам и спине старика.
Кондратий шептал:
– Крепись!
Никита не поддался.
– Пропади этот оценщик! Сгорели мои два тэнга! – жаловался Курбан.
Вечером, когда Курбан отлучился из дому, Кондратий многое рассказал о нем новому рабу.
Оружейник Курбан был очень богат. Жалкая лавчонка на базаре только прикрывала его истинное занятие: на Курбана работали по домам десятки мастеров, за бесценок сдавая ему ятаганы, [74] кинжалы, богато украшенные пищали. [75] Оружие Курбан перепродавал с огромной выгодой и немало золота зарыл в укромных местах.
74
Ятаган – род сабли
75
Пищаль – старинное огнестрельное оружие.
Но, как и многие казанские богачи, Курбан умело представлялся бедняком: ходил в драном халате и засаленной тюбетейке, жил в плохонькой сакле. Приносимое мастерами оружие принимал наедине и, выплачивая за него гроши, клял нищету, не позволяющую заплатить дороже.
Таких пауков, высасывавших из народа последние соки, было в Казани немало. Работая на них, ремесленники выбивались из сил, а жили впроголодь, и не раз бунтовали, но всякая попытка возмущения кончалась кровавой расправой.
– Ты от работы всячески отбивайся, – наставлял Никиту товарищ. – Меня некому было предостеречь от этого жадины ненасытного… Погляди, каков я стал. Совсем извелся, а был молодец! Тебя хоть спасу…
Никите не дали есть ни вечером, ни утром.
Курбан плетью и кулаками старался вколотить в него уменье. Никита стоял на своем. В его душе росло упорство и гнев на хозяина.
Обозленный двухдневной возней с неуклюжим рабом, Курбан пустил в ход плеть:
– Вот тебе, урус, собака! Вот тебе!
Кровь проступила через рубаху. Булат стонал:
– Смертынька моя пришла… Прощай, Кондратий…
Самсон вступился за избиваемого:
– Эй, хозяин, нехорош дело! Зачем старый человек бьешь?
– Твое это дело?
Курбан мимоходом стегнул армянина и вновь набросился на Никиту с плетью. Неистово хлеща старика, он свирепел с каждым ударом.
Татарин повалил Никиту на пол и топтал ногами. Старик лишился чувств и лежал как мертвый. Курбан опомнился, пробормотал со злостью:
– Сдох!
Кондратий наклонился к товарищу:
– Дышит… живой… – И с
– Э-э! «Продай, продай»… Кому бездельник нужен?
– Сбудем. От медника Гассана я слыхал, управитель сеида [76] ищет садовника. Туда старика и спихнуть. Барыш получишь!
– Какой барыш! Хоть бы свои вернуть!
Булат открыл глаза, застонал.
– Живуч, негодный! Коунрад, отведи его домой. Скажешь старшей ханым, [77] пусть хорошо покормит дня три… – И вдруг испугался: – А если не купят уруса?
– Я его подучу, как себя за хорошего садовника выдать.
– А он и там не годен окажется?
76
Сеид – первосвященник Казани, духовный повелитель мусульман
77
Xаным – женщина, госпожа.
– Нам какое дело? Его спина в ответе…
– Ты хороший раб, Коунрад!
Глава V
Во дворце Кулшерифа
Хитрость, придуманная Кондратием, удалась, хоть и дорого обошлась Булату. Старик попал туда, куда прочил его москвич. Кондратий расстался с товарищем, с которым можно было говорить о потерянной родине, делиться горем… Он пожелал Никите удачи на новом месте:
– Там полегче будет… А мне уж недолго работать на Курбана, он немало людей переморил…
Уединенным было владение духовного владыки казанских мусульман сеида Кулшерифа. Еще можно было попасть в селямлик [78] с разрешения нишана [79] Джафара-мирзы, но никто не проникал на женскую половину дворца, где под строгим надзором Кулшерифовой матери жили жены первого казанского вельможи. Внутренний двор женского помещения был занят садом; туда и поставил Джафар-мирза старого Никиту ухаживать за цветами и деревьями.
Обилием садов не могла похвалиться Казань – слишком скучился огромный город в крепких дубовых стенах с десятью воротами, откуда шли дороги на все стороны: в Сибирское царство, к соседним ногаям, в Крым, в Москву.
78
Селямлик – на Востоке мужская половина дома.
79
Нишан – доверенное лицо, управитель.
Хорошо было в саду Кулшерифа-муллы. Кроны лип ежегодно подрезались; под их тенью царила прохлада в самый знойный день. Ветры, поднимавшие пыльные вихри в закоулках бедноты, не залетали в сад, за высокие стены. Большие пестрые бабочки яркими пятнами метались среди деревьев…
Однажды к Никите подошла женщина в халате, накинутом на голову:
– Ты русский? Свой?
– А, ты землячка! – догадался старик. – Зовут как?
– На Руси Настасьей звали. – Женщина сбросила халат, подняла черное волосяное покрывало. – Гляди…