Зодчие. Скитания
Шрифт:
Андрей не ответил. Он неожиданно схватил пораженную Дуню и крепко обнял. Дуня старалась вырваться из рук Голована, но он не выпустил девушку.
– Довольно в кошки-мышки играть! Идешь за меня замуж, Дунюшка? – прямо и настойчиво спросил Андрей.
– Пойду… – прошептала Дуня. – Только как дедынька…
– Дедынька спит и видит, чтобы поженить нас! – ответил Голован.
Булат действительно крайне обрадовался предложению Андрея, которое перестал и ждать. Но, храня старинные обычаи, строго выговорил Головану за то, что тот повел дело не по порядку, не заслал сватов, а сам объяснился
– Разве тебе некого было попросить? – сурово говорил старый зодчий. – У тебя Барма – сват, коему никто не откажет: всей Руси известный человек!
– От всего сердца прошу: смени гнев на милость, наставник! Виноват я, точно, свело меня с ума царское благоволение.
– Только ради этого я прощаю, – сказал Булат, пряча довольную улыбку в седых усах.
На другой день Голован поручил Василию Дубасу и Петровану Кубарю перенести модель собора во дворец.
Два богатыря с трудом тащили тяжелую модель на прочных носилках. Втаскивая ношу в царские палаты, Петрован испуганно и восхищенно таращился во все стороны. Парню и хотелось встретить царя, и он боялся, что, увидев его лицом к лицу, умрет со страху. От волнения он спотыкался, а Василий ругал его сердитым шопотом: он-то уж видел царя!
Модель благополучно внесли в царские покои, установили на большом столе. Спальник вывел носильщиков из дворца, пожаловал за труд по алтыну. Голован и Барма остались ждать царя.
Государя Петрован не встретил, но твердо знал, что если ему суждено вернуться в родное село, то станет он самым знаменитым человеком на много верст в окрестности: он побывал в царском дворце!
Голован скинул покрывало с модели, и вошедший царь мог любоваться миниатюрным храмом при дневном свете.
– Говорите, чем вас пожаловать?
Голован упал царю в ноги:
– У меня челобитье, великий государь!
– Говори.
– Жениться я задумал!
– Вот! – удивился Иван Васильевич. – Да разве ты холост? Невеста кто?
Узнав, что Голован собирается взять за себя приемную внучку старого наставника, царь тотчас вспомнил и зодчего Никиту Булата и его подвиг, за который он недостаточно вознаградил верного подданного.
– Выбор твой одобряю! А чего ты от меня хочешь?
– Разреши, государь, на Псковщину съездить: у тятеньки родительское благословение испросить.
– Доброе дело, разрешаю. А я прикажу невесте приданое приготовить…
Андрей в три недели управился с поездкой в Выбутино; обрадовал инока Иосифа, в миру Илью Большого, известием о предстоящей женитьбе, о своих успехах в зодчестве. На свадьбу Иосиф не поехал, извинившись недугами и монашеским званием.
Свадьбу Голована и Дуни справили по дедовским обычаям. Посаженым отцом был окольничий Ордынцев, представлявший в своем лице высокую особу царя. От венца молодых отвезли на Полянку, в богатое поместье, пожалованное Иваном Васильевичем Дуне: обещанное царское приданое.
Переехал в просторные хоромы и старый Барма, сдружившийся с Голованом за годы отсутствия Постника.
После свадебного пира Дуня смущенно призналась мужу в давней любви.
– Уж так, Андрюша, буду тебя жалеть – пушинке не дам на тебя упасть!..
Глава XII
Возвращение
Постник возвратился из Казани в конце 1557 года. Царское поручение он выполнил исправно и в короткий срок: в два с небольшим года. Кремль завоеванного города русские мастера обнесли крепкими каменными стенами. Новую крепость занял сильный отряд стрельцов, и это произвело большое впечатление на окрестные племена.
Зная из писем Бармы, что рабочих на стройке достаточно, Постник отпустил по домам большую часть псковичей и привез на Москву лишь десятка полтора самых искусных мастеров.
Постник рассказал о казанских делах. На юг и восток шли через Поволжье купеческие караваны. Через персидских купцов московские гости закупали товары из Хивы, Бухары, Индии, Китая. В обмен на ковры, оружие, пряности Москва посылала меха, кожи, лен, воск…
На смену войне приходила торговля. Русские поселения возникали в прежде диких и безлюдных местах на Средней и Нижней Волге, на Каме.
Разоренный и опустошенный край быстро заселялся, оживал.
Тысячи людей вовлечены были в строительство Покровского собора. Дровосеки стучали в лесах топорами, валили мачтовые сосны, огромные дубы. Углежоги выжигали уголь, и на этом угле кузнецы ковали железные полосы, скрепы, болты. Глиномесы готовили сотни тысяч кирпича, а обжигщики укладывали кирпич в печи. Плотники резали квадратные дубовые шашки для полов. Купцы доставляли луженое железо для кровель и глав. Столяры делали перегородки для иконостасов, покрывая их тончайшей узорной резьбой. Иконописцы писали иконы. Басменники, постукивая фигурными молоточками по листам золота и серебра, приготовляли драгоценные переплеты для богослужебных книг, а эти книги переписывались трудолюбивыми монахами-переписчиками в тесных кельях.
И вся эта многообразная, кропотливая работа сходилась к единому центру – к строительной площадке, где властвовали Барма и Постник.
Каменщики подняли стены храмов настолько, что можно было переходить к выкладке сводов. В это время внизу шла отделка церковных порталов. Наибольшее значение Барма придавал входам в церковь Покрова. Над ними трудились лучшие мастера.
Три портала вели в церковный храм: с севера, с запада, с юга. С востока располагался алтарь.
Порталы были сходны по общей композиции, но разнились скульптурными деталями; над каждым входом работал особый мастер, и Барма с Постником предоставили им свободу вымысла.
Орнаментальные украшения входов не вылеплялись и не изготовлялись на стороне: они высекались на месте из кирпича, после того как были выложены порталы.
Над отделкой входов работали новгородский резчик Васюк Никифоров и его два товарища. Дверные наличники отделывались в духе деревянного зодчества.
Колонки, обрамляющие порталы – то со спиральным, извивающимся узором, то с шашечным, то в елочку, то рустованные, – могли быть выточены из твердого дерева. Таков же характер кругов, выступающих из стены, подобно торцам бревен; таковы городочки карнизов…