Золотарь, или Просите, и дано будет...
Шрифт:
Все.
Все позади.
И тут меня тряхнуло так, что спазм закрыл краник в усталом организме. Почему я? Нет, действительно — почему я? Имп-Шиза должна была напасть на Риту. Это Рита — жертва. Живец. А я так, погулять вышел — консультант, советчик, придаток…
Куда ты смотрела, Зараза?
— …тебя в морге родители не узнают…
Я прислушался.
Голос был женский. Еле слышный. Но вполне узнаваемый.
Рита.
— Тебя в морге…
С кем это она? По телефону?
В
— …родители…
— Рита?
— …не узнают… — она меня не слышала. — Тебя…
Я ударил в стенку кулаком. Ссадил кожу о шершавую плитку.
— Рита!
— …в морге…
Нас разделяла стена. Нас разделял целый мир.
— …не узнают…
Пулей я вылетел из туалета. Громоздкой, неуклюжей, трясущейся пулей. И срикошетил от стены коридора. Плечо взорвалось острой болью, когда я вынес дверь ванной — что называется, с мясом. Взвизгнула, отлетая, задвижка. Хрустнули петли. Как при этом я не пришиб Риту, одному богу известно.
— …родители…
Она стояла у зеркала. Тихая, благостная. Словно под кайфом. В правой руке Рита держала маникюрные ножницы. Очень острые, хищно выгнутые на концах. Казалось, она решила подровнять сломанный ноготь. Когда б не рот, залитый густой, темной кровью, не блузка на груди — багровая, масляная; если бы не лужица в мойке, лениво утекающая в слив…
Рита разрезала себе ноздри.
На меня она не обратила ни малейшего внимания. Выбитая дверь? — разразись в коридоре самум, начнись океанский шторм, она бы и этого не заметила.
— Меня в морге родители не узнают, — счастливо хихикнула Рита.
И поднесла ножницы к глазу.
Я вцепился в ее руку, как обезьяна — в спасительную ветку. Две мои руки — против ее одной. Две человеческие, плоть и кожа, и жалкие мышцы — против гибкой стали, и яростного пластика, и безумия, сошедшего с небес. Запах ванили наполнил ванную. Черные орхидеи прорастали в кранах. Ангел сорвал печать, и вода в трубах превратилась в кровь. Ножницы полоснули меня по щеке.
Нет, не ножницы — ногти левой, свободной руки.
— Тебя в морге родители не узнают, — предупредила Рита.
И ударила снова.
А в зеркале на стене, напротив Риты, была подворотня, и серый бетон, и мой Антошка с разбегу бился о стену головой. Первый случай жертвы и исполнителя в одном лице. Теперь уже — второй.
Со временем творились чудеса. Я дрался с ней вечность. Натэлла примчалась к нам мгновенно. Как это совместить, я не знаю. Как Рита не выцарапала мне глаза, не знаю. Как ножницы вспороли мне мочку уха, не знаю. А уж каким образом Натэлла ударилась оземь и превратилась в Чистильщика — не знаю и знать не хочу.
Огромный, деловитый, он оторвал фурию от дурака.
— В морге! — крикнула Рита.
— Да, — согласился Чистильщик и ударил.
В боксе это называется хук.
— Сдурел? — заорал я, глядя
Она сидела, запрокинув голову, между мойкой и душевой кабиной. Ножницы валялись рядом. Неясно, куда пришелся кулак Вадима Петровича, но пришелся он кстати. Неземной покой снизошел на лицо женщины. Блестела кровь — на губах, на подбородке… Чуть дрожали ресницы. И рот — рот Джокера, терзающего Готем-сити — перестал бормотать про морг и родителей.
— Нет, — ответил Чистильщик.
И ударил еще раз.
В боксе это называется бомба. Не спрашивайте, куда сел я. Или лег.
Не знаю. Не помню.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ПРИВЕТ ИЗ СИБИРИ
Выглядело это — как в кино.
Очень близкая дистанция. Перенос центра тяжести. Хитрый подворот тела. С ноги на ногу — раз! И кулак — снизу вверх, по красивой дуге. В подбородок. В чисто выбритый с утра, до боли знакомый подбородок. Черт возьми, мишень просто наделась на этот увесистый чудо-кулак…
— Апперкот, — с удовлетворением сказал Чистильщик. — Моя фишка.
Пальцы его легли на клавиатуру ноутбука.
— Ты на замедленной посмотри. Вот где класс!
— Зачем ты мне это показываешь? — спросил Золотарь.
Чистильщик удивился:
— А кто еще оценит? Если не ты?
— Я уже оценил.
Трагическим жестом Золотарь обвел палату. Грех жаловаться, палата была отдельная. Типа «люкс». С холодильником и телевизором. С выходом в Интернет, гори он синим пламенем. С видом на парк из окна. Беседки, мраморные нимфы, скамеечки…
Частная клиника «Доктор Сан» уважала своих пациентов. Случайные люди лечились в другом месте. И правильно — увидев счет от «Доктора Сана», случайный получал инфаркт.
— Мало. Вот, смотри: ювелирная работа.
— Ты мне зуб сломал.
— Не ври.
— Сломал.
— Ничего я не ломал. Тебе зуб наращивали, вот и откололось.
— Ты отколол, горилла.
— Скажем так: при моем участии. Давай еще раз прокручу.
— Иди в пень.
— Получишь удовольствие.
— Я уже получил…
Клинику оплатил «Авгикон». Золотарь торчал тут восьмой день. Каждый раз, когда он затевал разговор о выписке, улыбчивый врач спрашивал: вам у нас плохо? Хорошо, честно отвечал Золотарь. Но дома — лучше. Ведь я здоров? В целом, соглашался врач. И переходил к частностям. Из них следовало, что только наблюдение специалистов спасет пациента от знакомства с гробовщиком.
Золотарь понимал: сбеги он из клиники, никто его силой возвращать не станет. Пожурят, и все. Сбегу, говорил он себе. Вот завтра и сбегу. Но здесь было так тихо, так спокойно… К обеду подавали графинчик каберне. Для укрепления сил. Перед ужином все гуляли в парке. Кроме Риты — она не выходила.