Золотая братина: В замкнутом круге
Шрифт:
Глеб Кузьмич снова тряхнул головой. Убитые, кругом убитые: немцы, наши. Вокруг альпийская весна. Как дурманяще, кружа голову, пахло преображающейся землей, когда они спускались по ручью к шоссе! И неправдоподобно огромная луна скатывалась за холмистый горизонт, уступая место зыбкому свету мартовского утра. Золото… «Золотая братина», сотворенная уральскими мастерами в XVIII веке. Здесь, в немецком замке… Зачем? Зачем? Господи! Да что же такое жизнь человеческая?… «Дарья! – ослепило Забродина, разрушив полусон в непонятной, непостижимой ирреальности. – Ведь Мартин сказал: Дарья…»
Глеб Кузьмич уже шел через малый зал, где трое десантников во главе с младшим
«Первый коттедж от ворот…» Дверь оказалась запертой. На стук никто не ответил. Глеб Кузьмич с размаху навалился на дверь, и она, слетев с петель, рухнула внутрь террасы. Он прошел через гостиную, в которой был полный порядок. Заглянул в ванную комнату – пусто. Толкнул следующую за ванной дверь. Странный тяжелый запах ударил в ноздри. Похоже, крепкие духи, смешанные еще с чем-то… По полу разбросана одежда, широкая кровать не застлана, одеяло сбито горой у стены. Одна дверца платяного шкафа полуоткрыта. «Там…» – понял Забродин, холодея от ужаса и неизбежности. Глеб Кузьмич медленно подошел к шкафу и распахнул обе дверцы.
Запутавшись в сорванных с вешалок платьях, мертвая Дарья сидела в профиль к Забродину, ноги уперты в стенку шкафа, голова неестественно отвалилась на плечо, лицо залито черной кровью. Застывшей левой рукой Дарья сжимала золотую цепочку медальона на шее. Рядом с ней валялся окровавленный тяжелый бронзовый подсвечник.
Помедлив несколько мгновений, Забродин с трудом разогнул холодные пальцы, высвободил из руки Дарьи золотую цепочку, снял медальон с шеи мертвой женщины и спрятал его в карман куртки. Недалеко прозвучала короткая автоматная очередь, за ней вторая. Забродин не отреагировал. Он выволок из шкафа тело Дарьи, опустил его на пол, и оно медленно распрямилось, что-то екнуло в животе трупа или в груди. Забродин ощутил подступающий приступ рвоты. Распахнув ударом кулака окно, он постоял перед ним, глубоко дыша свежим воздухом.
Потом Глеб Кузьмич с трудом поднял тело, перекинул через плечо головой назад, шатаясь от тяжести, вышел из коттеджа, с трудом спустился с крыльца, медленно переставляя ноги, и побрел по гравийной дорожке к воротам замка. В висках стучало, туман, какая-то серая муть застилала глаза. К нему уже бежали двое десантников. Передавая им свою тяжелую ношу, Забродин тихо сказал:
– В машину…
Прошло еще некоторое время, выпавшее, провалившееся куда-то для Глеба Кузьмича. Он обнаружил себя сидящим на ступенях объекта три, и странный звон стоял вокруг, а может быть, он звучал только в его ушах. Возле крытого грузовика в ряд лежали пять убитых десантников. Молодые лица были обращены вверх, к небу, и на всех снизошли умиротворение и покой. Чуть в стороне лежала Дарья и застывшими глазами смотрела в небо.
«Надо глаза закрыть», – подумал Глеб Кузьмич, но не шевельнулся.
Младший лейтенант Семин и еще один десантник подавали геркулесу Евдокимову (он стоял в кузове) плоские ящики, скатанные в рулоны гобелены.
– Теперь давайте ребят, – прозвучал голос младшего лейтенанта Семина.
– А где же Мартин? – вернулся в реальность Глеб Кузьмич.
– Сарканис в кузове, товарищ старший лейтенант. – Перед Забродиным навытяжку
– Где он? – спросил Забродин.
– Там, в замке.
– Пусть остается. Он бригаденфюрер. – Глеб Кузьмич вздохнул. – Немцы похоронят. Да! – перебил сам себя Забродин. – Что сервиз?
– В ящиках все, что было. Нет только этой самой… братины.
– Понятно… значит, Никита… – без всякого сожаления сказал Забродин.
– Остальные вещи, – продолжал младший лейтенант Семин, – что в списке указаны, нашли, погрузили. Только одной картины не нашли. Вот… – Он вынул из кармана лист бумаги, прочитал: «Портрет князя А. И. Гагарина. Неизвестный художник. Конец XVIII века».
– Ладно, – махнул рукой Глеб Кузьмич. – Все?
– Все, товарищ старший лейтенант. – На лице Семина вдруг проступило ожесточение, и в глаза его было невозможно смотреть. – Фрицев из охраны положили десять, семерых в бою, троих раненых добили. Двоих не нашли. Или спрятались, или убежали. И еще, товарищ старший лейтенант… Мы в подвал столовой всю их обслугу согнали, четырнадцать человек. Расстрелять? Чтоб свидетелей не было…
– Мы, Семин, с мирным населением не воюем. – И вдруг Глеб Кузьмич сорвался на истерический крик: – Что, Семин, тебе трупов мало?… – И тут же остановил себя: – Ладно, ладно, все… Они что, заперты в подвале?
– Заперты. – В голосе младшего лейтенанта Семина звучали обида и плохо скрытое презрение.
– Подвал открыть! Жду в кабине. Всем, кто в кузове! Клименко оружие держит?
– Так точно!
– Всем четверым быть готовым к ближнему бою с применением всех средств.
– Есть!
– Выполняй приказ, парень. Ты теперь командир отряда. И сядешь за руль.
– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!
Семин убежал. Забродин подошел к грузовику, открыл дверцу кабины, сел рядом с местом шофера. И опять Глеба Кузьмича охватило чувство нереальности только что происшедшего. Нет, это не жизнь, это сон. А может быть, жизнь и есть сон? Проснуться, проснуться!.. Он вынул из-за голенища сапога карту-миллиметровку немецкой земли Баден-Вюртемберг, развернул ее, положил на колени.
Так… От замка Вайбер в горы по шоссе до шестьдесят седьмого километра. Здесь перекресток. Вон он. Поворот по указателю к городу Лаупэнен. Проехать двенадцать километров. За километровым указателем «12» начинается проселочная дорога, идущая только налево. По ней проехать четыре километра, руководствуясь спидометром. Понятно… Дорога будет идти в гору. За лесным массивом строго впереди возникнет горная гряда с возвышающимся на ней скальным зубцом. Остановиться. Здесь будем встречать второй отряд – четырнадцать человек, именуемый в акции «Захват» «носильщиками». От этого места до швейцарской границы восемь километров…
«Что же, – подумал Глеб Кузьмич Забродин, – с нами Бог и крестная сила!» И еще подумал: «С нами ли?…»
Дверца кабины была открыта. Забродин прислушался. Полная тяжелая тишина стояла вокруг. Чуть-чуть пугающе пахло пороховой гарью. Прибежал запыхавшийся младший лейтенант Семин. На юношеском лице его сейчас было одно чувство – изумление.
– Плачут! – объявил он, удивленно хлопая глазами.
– Кто плачет? – не понял Забродин.
– Все фрицы! А одна женщина… – И Семин вдруг начал неудержимо краснеть. – Одна женщина в белом халате стала мне сапоги целовать. Упала на пол и… Чего это она, товарищ старший лейтенант?