Золотая дева
Шрифт:
Пока все поднимались по широкой лестнице на второй этаж, Луи Кастор громко и восторженно восклицал, перемежая французские и русские слова:
— Корошо! Кгасиво! Tr`es bien! Regarde, Louise, c’est la maison de tes anc^etres [2] .
— Вот ваши комнаты, — смотрительница протянула ключи новым жильцам. — С балкона вид на аллею и графский парк. Вечером ужин в честь вашего приезда и открытие фестиваля. Располагайтесь, отдыхайте. Если что-то понадобится, в комнатах телефон.
2
Прекрасно.
Луиза перевела и, взяв ключи, принялась отпирать двери.
— Хорошенькая такая, — с удовольствием делилась впечатлением горничная Алёна, спускаясь с лестницы на первый этаж. — Совсем и на француженку не похожа.
— А ты француженок-то где видела? — засмеялась Наталья Львовна.
— А кто ж их не знает, — убеждённо сказала Алёна. — Чёрные да тощие.
— Да наши тоже сейчас все тощие, — не согласилась Наталья Львовна. — Но девочка симпатичная. И косу заплела, молодец — прямо как русская красавица. Что значит — корни.
— Наталь Львовна, а мне коса пойдёт? Может, мне тоже заплести?
— Ты, коса, давай, столы сервировать отправляйся. У нас ужин на носу.
К торжественному ужину, организованному на главной поляне, стекались с двух направлений: от гостевого домика и со стороны села, где на частном секторе проживала часть гостей. Илья Евгеньевич Громов, ответственное министерское лицо, руководил всем табором.
— Господа, господа, не расходитесь, всё начнётся вовремя, — раздавался его внушительный голос то в одной, то в другой стороне поляны. — За столы рассаживаемся согласно карточкам. Ближние столики — почётным гостям. А где Хвастов? Кто видел Хвастова? Не дай Бог, сорвёт мне всю программу открытия… А вот эту часть аллеи, будьте любезны, освободите! Здесь шествие пройдёт. А вы, господин Апашин, — нацелился он на пытавшегося затеряться в толпе человечка в цветном бухарском халате и тюбетейке, — задержитесь-ка на два слова. Вас, как известного живописца, попросили нарисовать чайку на голубом фоне.
— Так что же? — спросил живописец с вызовом. — Работа готова. Я закончил полотно ещё до обеда.
— Вот как?! Тогда объясните мне, Аркадий Андреевич, почему чайка чёрная? Это ворона какая-то, а не чайка.
— Я вижу пьесы Чехова, как глубокие противоречивые драмы, как предостережение всему человечеству, — вспылил живописец. — Чеховская чайка — это лермонтовский Демон, и крыла его должны быть черны!
— Вот что, господин Апашин, или вы вернёте чайке надлежащий цвет, или я напишу о ваших ночных похождениях в комитет по культуре.
Живописец затравленно оглянулся и, сорвав с головы тюбетейку, заговорил нервным шёпотом:
— Бес попутал, Илья Евгеньич. В картишки продулся подчистую антихристу этому, Хвастову. Пришлось голышом по деревне… Вы уж того, не афишируйте… А чайку-то я мигом белилами перекрашу…
Чёрная чайка, красовавшаяся на одной из кулис сцены, уже вызывала нездоровый интерес художников, и Громов досадовал, что вовремя
— Срочно перекрасить! — зловеще надвинулся он на Апашина, и тот молниеносно исчез.
В остальном всё было идеально. Лёгкий ветерок, белоснежные скатерти, блистающие приборы, прекрасные ландшафты…
Из особняка, опираясь на трость, вышел улыбающийся Луи Кастор с внучкой, и Громов устремился к нему.
— Господин Кастор, мадмуазель Луиза, прошу за почётный столик!
Громов взмахнул рукой — собравшиеся дружно зааплодировали французскому гостю.
— Могу ли я узнать, что это, мадмуазель? — с почтением спросил Громов, указывая на чёрный тубус в руках девушки.
— Это подарок музею от семьи Касторов.
— Оui, oui, — покивал Кастор, — это есть подарок.
Официантки с шампанским и закусками засуетились вокруг столов.
Громов отошёл к сцене, и оттуда тотчас зазвучал его голос, усиленный микрофоном:
— Господа и дамы, прошу к столу! Торжественный ужин прошу считать открытым!
Он сделал знак — и Костя Тагарин врубил на весь парк марш Мендельсона. В небо взвились воздушные шары. Гости шумно заспешили к столам — к рыбе под белым соусом, к тарталеткам с икрой и сырным канапе.
Громов постучал пальцем по микрофону, призывая к тишине и заговорил с чувством:
— Друзья, сегодня на наш фестиваль приехали гости из далёкой, но такой близкой русскому сердцу Франции. Прошу познакомиться с господином Кастором и его внучкой Луизой. Луи Кастор и его внучка являются потомками тех самых Бобрищевых, в чьей усадьбе мы сегодня находимся.
Луи Кастор и Луиза поднялись и раскланялись.
— Дедушка хочет что-то сказать присутствующим здесь, — раздался юный звенящий голос девушки.
— Здгавствуйте, дгузья! — громко произнёс старший Кастор, глотая неподатливую букву «р». Дальнейшую речь он произносил на французском, и Луиза быстро переводила его:
— Сто лет назад наши предки уехали из России во Францию, но никогда не забывали о Родине. Во время немецкой оккупации русскую фамилию пришлось сменить на французскую. Кстати, Кастор, в переводе на русский, означает «Бобр».
За столиками одобрительно зашумели.
— Мы приехали в дом наших предков не с пустыми руками, — продолжил Луи Кастор, приподнимая над головой чёрный тубус. — Здесь находится картина, нарисованная Петром Алексеевичем, последним хозяином имения, незадолго до его ареста в 1919 году. Пусть эта реликвия останется здесь, в музее усадьбы.
Последние слова, переведённые Луизой, потонули в шквале аплодисментов.
— Друзья, как удивительно, что реликвия спустя сто лет снова вернулась на родину! — подхватил Громов. — Завтра же полотно будет вывешено в вестибюле особняка. Ура, господа!
Над лужайкой прокатилось дружное «ура». Захлопало шампанское.
— Господа! — снова раздался звонкий голос Луизы. — Дедушка хочет сказать тост.
Луи Кастор передал трость и тубус внучке и достал из кармана пиджака очечный футляр и записную книжку. Гости замерли. Кастор деловито надел очки, нашёл нужную страницу и торжественно, точно молитву, продекламировал: