Золотая дева
Шрифт:
А вдруг настоящую маму обманули? Заставили отказаться от любимой дочери? И теперь она переживает, ищет по всей стране свою кровиночку. И не может найти… А ее дочь даже ни о чем не догадывалась. Потому что есть свидетельство о рождении и в нем написано: она – Мария Долинина. И родители ее – Долинины. И родилась она в Москве, на четыре месяца позже, чем на самом деле…
И как же приемные мама с папой могли ее все время обманывать?
…Давно наступил вечер, близилась ночь, Маша замерзла и очень проголодалась – она ведь так и не успела пообедать. И в голове полный сумбур и каша. Жаль, что она не умеет курить, те одноклассницы, кто уже пытался, говорили, что сигарета очень успокаивает.
…Родители обнаружили Машу ближе к полуночи. Девочка, насквозь промерзшая, сидела на детской площадке и горько, безнадежно плакала.
– Господи, как ты нас напугала! – выдохнула мама.
– Пошли домой, Маша! – тихо произнес отец.
А она смахнула с глаз злые слезы и твердо произнесла:
– Не пойду. У меня теперь нет дома…
– Что за ерунду ты говоришь, Мария, – начала заводиться мама.
Отец же просто скинул с плеч дубленку, завернул в нее дочь. Девочка попыталась вырваться, но от овечьей шерсти по телу сразу же разлилось приятное тепло, и пахло от папиной одежды чем-то настолько родным…
И она заплакала еще пуще. Отец спокойно произнес:
– Мы виноваты перед тобой, Маша. Мы должны были рассказать тебе раньше. Но и ты нас пойми: мы действительно хотели как лучше.
Девочка упрямо помотала головой. Выкрикнула:
– Вы обманывали меня.
– Нет, – возразил он. – Мы просто считали тебя своей родной дочерью. Единственной. Самой дорогой и самой лучшей…
– Мы ведь по всей стране тебя искали… – подхватила мама. – Знаешь, скольких девочек пересмотрели? Жалели их, сочувствовали, но сердце так и не дрогнуло. И взять домой никого не захотелось…
– А приехали в Сочи и только увидели тебя – сразу поняли: это она. Наша дочь, – закончил отец.
Мама тоже сквозь слезы улыбнулась и добавила:
– Помнишь нашу кошку? Когда она на даче котят родила? И к ней еще один прибился, чужой? Ну, тот, рыженький с белыми лапками! Она ведь его даже больше, чем своих родных, любила. Вылизывала чаще всех и защищала всегда…
– Но того котенка никто не искал, – вздохнула Маша. – А меня моя мама ищет.
Родители переглянулись.
– Ты так думаешь? – усмехнулся отец.
А мать запальчиво произнесла:
– Да той девчонке всего семнадцать лет было! И она даже не знала, от кого тебя родила! И отказаться от тебя решила сразу. Уже в родзале, когда ей ребенка хотели показать, отвернулась и сказала, что смотреть не хочет. И даже имя тебе отказалась давать – его медсестры придумали. А на следующий день написала отказную…
– Неправда. Вы меня обманываете. Опять. – Маша с вызовом взглянула на родителей.
– Твоя, так сказать, мама… выписалась из роддома на третий день. А тебя перевели – одну! – в детскую больницу, – горячо продолжил отец. – И там ты почти четыре месяца провела. И все время у этой женщины оставался шанс аннулировать отказную. Забрать тебя домой. Это возможно, пока нет решения суда об удочерении. Но она даже ни разу не заглянула к тебе. Не позвонила узнать, как у тебя дела…
– Все равно я ее найду, – упрямо повторила Маша.
– И думать не смей! – снова вспылила мама.
А отец успокаивающе погладил жену по плечу и произнес:
– Пожалуйста. Ищи.
Маша почти успела произнести: «Не пойду!»
Но вскинула голову и увидела, сколько любви в отцовском взгляде. И сколько тревоги – в мамином… Пусть не родные – но ведь искали ее. Волновались. Да и слишком она сейчас измучена, чтобы немедленно отправляться на вокзал. Опять же, ночь на дворе, любой милиционер увидит, что девочка без родителей, и отправит домой…
И Маша решила, она все еще успеет.
…Однако поиски растянулись на годы.
Хотя приемные родители на этот раз повели себя честно и нисколько ей не препятствовали. Даже адрес, по которому была прописана Елена Балакина, нашли. Но предупредили: биологической матери (если она, конечно, интересовалась судьбой своей дочери) сообщили, что ребенок умер. В детской больнице, в возрасте четырех месяцев. Это была обычная практика и единственный способ сохранить тайну и обезопасить себя от незваных гостей. Потому что было немало случаев, когда родные матери (чаще всего – опустившиеся алкоголички) находили своих брошенных детей. И являлись к ним с объятиями и запоздалыми изъявлениями любви, наносили ребенку психическую травму… Поэтому после того, как суды принимали решение об усыновлении, приемные родители всегда просили обезопасить себя и ребенка от биологических родителей. Пусть и таким, достаточно жестоким, способом.
«Вот и объяснение, почему мама меня не искала, – решила для себя Маша. – Она думала, что я умерла…»
Над письмом Елене Балакиной девочка сидела больше недели – писала, перечеркивала, снова писала, тщательно проверяла ошибки, чтоб та не подумала, будто у нее дочь глупышка…
Однако через месяц конверт вернулся с пометкой: адресат выбыл.
Что делать дальше, Маша не знала. Да и пыл ее несколько поугас. Приемные родители ведь тоже не дураками оказались. Все это время мягко, но планомерно убеждали дочь: родной – не тот, кто произвел на свет, а кто вырастил. И тому, что они все скрывали от нее, тоже объяснение нашли: это, мол, для того, чтоб Машу подружки не дразнили. И соседки не косились. Не называли бы сироткой или подкидышем.
– У нас ведь, Машенька, люди злые, – вздыхал папа. – И чужие беды обожают. Слышала, наверно, как говорят: «У соседа корова сдохла. Мелочь, а приятно».
– Разве тебе хочется, – подхватывала мама, – чтоб все кругом знали, что ты приемная? В лицо бы тебя жалели, а за глаза – насмехались?
– А правду мы бы тебе все равно рассказали, – убеждал отец. – Просто ждали, когда ты подрастешь немного…
И Маша в конце концов сдалась.
Никому, даже самым верным подружкам, о случившемся не рассказала. И приемную мать продолжала называть мамой. И отца – папой. И любила их по-прежнему. И слушалась (а иногда и нет). Они по-прежнему оставались семьей. Мария только злосчастную куртку, которую ей на день рождения все-таки подарили, почти не носила, хотя та и модной оказалась, и красивой, и жутко дорогой. Но едва ее надевала – сразу вспоминала, как искала подарок на антресолях. И что нашла вместо него…
А на втором курсе института Маша поехала в студенческий лагерь под Туапсе. На весь август. И, конечно, не удержалась – потому что до Сочи оттуда было всего-то три часа на автобусе.
Явилась в город. Разыскала дом, где когда-то проживала Елена Балакина, и попробовала выяснить: куда та переехала? И когда?..
Но соседи только плечами пожимали: слишком, мол, много времени прошло. Никто и не помнил никакой Елены, которая когда-то жила в семнадцатой квартире. Одна только бабка, совсем древняя, недовольно прошамкала: